Измена. Он полюбил другую - Нюра Борзова

удивлялась. Если она плакала от умиления, больше не способная сдерживать эмоции, я видел ту девушку, в которую влюбился, в каждой слезинке, катящейся по ее щекам. Я люблю свою прекрасную, невероятно сильную жену больше жизни. Я весь вечер смотрел на нее, а не в телевизор, боясь упустить хоть мгновение нашего времени вместе.

Яна закрывает за собой дверь нашей спальни, а затем прислоняется к ней с легкой игривой улыбкой на лице.

— Пора раздеваться и ложиться в постель.

— Готов помочь тебе в этом.

— Я жду.

Повторять дважды не нужно — особенно когда Яна смотрит на меня так, пожирая глазами. Я готов исполнить все, чего она только пожелает, преподнести ей больше, чем она сможет принять. Сегодняшний вечер — это все для Яны, чтобы она почувствовала себя живой и не сомневалась, что мое сердце и душа принадлежат ей вместе с моим телом.

Яна замирает на месте, когда я срываюсь к ней. Ее дыхание сбивается, а кожа пылает от возбуждения. Я медленно снимаю с нее одежду, наслаждаясь каждым прикосновением и прижимаясь губами везде, где могу дотянуться.

Грудь Яны тяжело вздымается от желания. Одно осознание того, как сильно она хочет меня, разжигает внутри дикий огонь. Опустившись перед ней на колени, я легонько толкаю ее ноги, чтобы раздвинуть их. Кончики ее пальцев поглаживают мою голову, а я начинаю свое наступление медленными движениями языка. Когда я поднимаю ее ногу и закидываю себе на плечо, Яна уже не сдерживает стонов.

Когда она выкрикивает мое имя, а ее тело вздрагивает от разрядки, я замедляю свои движения и помогаю ей держаться на ногах, прижимая к двери для равновесия. Затем я подхватываю Яну на руки и переношу на кровать, чтобы сделать эту ночь еще более жаркой и запоминающейся,

Я не стану торопиться, чтобы наши часы вместе казались ей сладкой, счастливой вечностью.

Глава 24

Яна

Последние несколько дней Вадим и Костя занимаются тем, что старательно записывают все, чем им хотелось бы заняться. Поскольку я отказалась дать им посмотреть мой список раньше, чем они придумают свои, эти двое старательно секретничают. Это доходит до абсурда, каких-то глупых заговоров и шуточных покушений на эти якобы тайные сведения. Я не могу не смеяться над ними, когда мои мальчики, в попытке поддержать меня, против меня же и объединяются.

Честно говоря, что бы они ни придумали, я не против. Для меня важнее смысл, заложенный в идею этих списков с желаниями. Они нужны не только ради того, чтобы успеть как можно больше, пока не кончится мое время.

— Мне нужно уйти ненадолго. Ты справишься здесь без меня? — Вадим подходит ко мне сзади и обнимает.

В голове от его прикосновений сразу же всплывают воспоминания о прошлой ночи. С тех пор, как мне поставили диагноз, Вадим занимается со мной любовью так, что возносит меня к звездам и позволяет парить там часами. Я видела, как вспыхивают фейерверки, и думала, что от жара моего тела загорится кровать. Каждая ночь была лучше предыдущей, и каждый день я не могу дождаться вечера, чтобы взять все то, что способен дать мне только Вадим.

— Конечно. А ты куда?

— Это сюрприз. Но если что-то случится, просто позвони, и я сразу примчусь домой.

Прежде чем Вадим успевает уйти, я приподнимаюсь на носочках и прижимаюсь губами к его губам, а затем заключаю его в объятия. Он колеблется секунду, не понимая, что у меня на уме, а потом обхватывает меня за талию.

— Что происходит в твоей прекрасной головке?

— Просто хочется быть ближе, — отвечаю я.

Я смотрю, как Вадим выезжает со двора, через окно кухни, и с опозданием слышу, что у меня звонит телефон. Я не удивляюсь, когда на экране высвечивается контакт Лены.

— Привет, Лен, как дела?

— О, даже не знаю. Дай-ка подумать. Кажется, моя лучшая подруга внезапно сорвалась с работы, не сказав ни слова, ушла на больничный и до сих пор не позвонила мне, чтобы рассказать, что у нее вообще происходит. Как ты думаешь, как у меня дела? Я уже еду. Надеюсь найти тебя дома.

— Да дома я, дома, — усмехаюсь я. — Приезжай, и я все тебе расскажу.

Я, не торопясь, варю кофе, дожидаясь Лену, и впускаю ее почти сразу после того, как она звонит в дверь.

— Не смей мне врать или чего-то недоговаривать, — с порога предупреждает она вместо приветствия. — Я тебя насквозь вижу, дорогуша.

Затем Лена останавливается и смотрит, наконец, на меня.

— Вот же… — она позволяет себе откашляться, прежде чем продолжить. — Слушай, ты выглядишь великолепно даже без волос. Мне бы такая прическа вообще не пошла…

Я не могу удержаться от смеха.

— Спасибо. И никаких секретов, Лен. Я расскажу тебе все в подробностях.

Мы садимся на диван в гостиной с полными чашками кофе в руках, и я рассказываю обо всем, что произошло с того дня, как я покинула больницу без объяснений. Когда я заканчиваю говорить, то понимаю, что никто из нас не сделал ни глотка, а кофе уже остыл. Так много всего произошло за короткое время. Моя жизнь перевернулась с ног на голову, изменилась кардинально, а прошло-то всего ничего.

Лена торопливо вытирает слезы, чтобы они не успели растечься по щекам. Она оглядывает комнату, избегая смотреть мне в глаза, пока не успокоится.

— Я не ожидала услышать такие новости.

— Я тоже. То есть я знала, что может произойти что-то подобное, но не думала, что все случится так быстро. Лен, Вадим и Костя будут нуждаться в твоей помощи, когда меня не станет. Вам придется пройти через мою смерть вместе.

— Яна. Не говори так, — Лена торопливо глотает остывший кофе, лишь бы нам не пришлось продолжать разговор.

— Ты не хуже меня знаешь, как жизнь может измениться в один миг. Я не готова бросить свою семью на произвол судьбы, я должна думать об их будущем.

— Значит, мы живем от анализов к анализам, пока не увидим, что состояние стабилизировалось, — мне больно теперь не за себя, а за мою лучшую подругу, которая страдает не меньше.

— Лен, ты можешь плакать. Это не значит, что ты слабая, — говорю я.

Кажется, этого достаточно, потому что рыдания вырываются наружу, а ее грудь судорожно вздымается, будто Лене не хватает воздуха. Она поворачивается и обнимает меня, упираясь лбом в мое плечо. Я глажу ее по спине и хочу сказать, что все будет хорошо, но останавливаю себя прежде, чем слова сорвутся с языка.

— Пока