Месть. Никогда не прощу - Софи Вирго

- Он не сын. Он ошибка природы. Как хорошо, что у меня есть второй сын, которого я воспитаю как надо, - торжественно заявляет муж, и я понимаю, что это уже непростительная ошибка, за которую я даже не знаю какое наказание будет достойным.

Рома отшатывается, будто его ударили. Он растерян, он ждет, что кто-то сейчас рассмеется и скажет, что это шутка. Но это не шутка, увы. Рука сына непроизвольно тянется к горлу, пальцы теребят воротник футболки, оттягивая его в попытке задышать, но выходит скверно.

Во мне что-то закипает не просто злость, а что-то черное, густое. Это чувство поднимается, сжигая все внутри, и я едва сдерживаюсь, чтобы не закричать.

Все, хватит, пора. Я хотела сделать это один на один, но не могу. Мне нужно чтобы это увидел и Рома, возможно ему станет немного легче.

Я достаю конверт с экспертизой и протягиваю его Марку.

- Что это? - муж бросает взгляд на бумагу в моей руке, его голос пропитан сарказмом. Он проводит языком по пересохшим губам, и я вижу, как дрожит его нижняя губа, выдавая нервное напряжение, которое он так старается скрыть. - Очередная ересь от юриста, в которой я должен тебе еще и почку отдать?

Я молча открываю конверт, вынимаю заключение. Бумага слегка шуршит в моих руках, и этот звук кажется невероятно громким в гробовой тишине кухни. Даже холодильник перестал гудеть, будто затаив дыхание вместе с нами.

- Это экспертиза ДНК, - говорю четко, медленно, чтобы каждое слово врезалось ему в память до конца его дней. Мои пальцы не дрожат, когда я держу документ перед его лицом, хотя внутри все сжалось в тугой узел. - У тебя один сын. И это Рома, которого ты только что потерял.

Марк замирает, не верит в услышанное, у увиденное. Он тянется к бумаге, но я не отдаю ее, просто держу перед собой, чтобы он видел печати, подписи, официальные строки с заключением. Его рука повисает в воздухе, пальцы непроизвольно сжимаются, будто хватаясь за невидимую соломинку.

- Ты врешь, - он больше не кричит. В его глазах мелькает страх, смешанный с яростью. Он облизывает губы снова, и я вижу, как его язык дрожит.

- Можешь провести свою экспертизу, - складываю лист обратно, медленно, нарочито спокойно. - Но через час я не хочу видеть тебя в своем доме.

Марк смотрит на Рому. Не на меня, на него. И в его взгляде нет ни раскаяния, ни боли. Только холодное, пустое отрешение от всего. Его глаза скользят по лицу сына, как по неодушевленному предмету, и мне хочется ударить его, и я выбираю не физическую расправу, а ту, которая будет преследовать его в кошмарах, когда до него наконец дойдет суть.

- Ты сам выбрал другую семью, Марк, - бросаю я ему вдогонку, когда он разворачивается к выходу. – В нашей тебе больше нет места.

Он не отвечает. Просто уходит. Его шаги гулко отдаются по паркету, но он не оборачивается, не делает паузу у вешалки, просто берет ключи и выходит.

Дверь за ним закрывается очень тихо, но лучше бы он хлопнул, правда.

- Мам, - зовет меня Рома. Я вижу, как ему плохо, как он сдерживает слезы. – Так дело не во мне, дело в другом сыне от новой женщины? – и столько отчаяния в его голосе, что сердце сжимается. Его пальцы теребят край футболки. Выдавая насколько ему плохо.

- Нет, Ром, не в тебе дело, никогда в тебе не было, - подхожу к нему, обнимаю, чувствуя, как его худенькое тело дрожит у меня в руках. - Но главное, что мы есть друг у друга. Все будет хорошо. Сложно, больно, но так лучше.

За окном завывает ветер, и мне кажется, это эхо нашего сломанного прошлого уносится прочь вместе с последними следами присутствия Марка в этом доме.

Глава 30

Глава 30

Марк

Чемодан стоит раскрытым на кровати, я швыряю в него вещи, не глядя. Рубашки, документы, часы, все летит внутрь вперемешку, как мусор в помойное ведро. Зубная щетка падает на пол, отскакивает от паркета с глухим стуком, но мне плевать. Пусть валяется. Все равно этот дом больше не мой.

Альбина думает, что победила? Что я просто уйду? Нет, я пережду и растопчу ее, как букашку под сапогом. Она еще пожалеет, что связалась со мной.

В злющем состоянии захлопываю чемодан, с силой дергаю молнию, она заедает, но я рву ее с таким остервенением, будто это шея Альбины, и она поддается. В зеркале напротив мое отражение. Лицо красное, с перекошенными губами, глаза налиты кровью. Я выгляжу как загнанный зверь, но это ненадолго. Все еще впереди. Скоро мы поменяемся с ней местами.

Дорога до квартиры Иры заняла двадцать минут. Я ехал, сжимая руль так, что пальцы немели, а кожа на ладонях растягивалась от напряжения. Казалось, еще чуть-чуть, и руль треснет от моей хватки.

Ничего, вот сейчас выставлю эту кошку мартовскую, посмевшую обмануть, и буду жить хорошо, готовя удар по суке Альбине, которая заплатит за эту подставу.

Когда поднимаюсь на площадку, вижу, что дверь в квартиру приоткрыта. Все внутри сжимается. Это элитный дом, ограбить не могли. Тогда какого черта дверь открыта?

Захожу настороженно, и первое, что вижу, чемоданы у порога, разбросанные вещи, бардак. На полу валяется детская игрушка, плюшевый мишка с оторванной лапой. Странно, но сейчас он кажется мне символом всего, что пошло не так.

Зайдя в спальню, застаю Иру стоящей у шкафа, складывающей платья в дорожную сумку. Солнечный свет из окна падает на ее спину, подчеркивая каждый изгиб тела, но сейчас это не вызывает во мне ничего, кроме омерзения.

Она оборачивается, увидев меня, но не пугается. Наоборот, ее губы растягиваются в ухмылке, той самой, которую я раньше принимал за игривость, а теперь вижу в ней только презрение.

- О, смотрите, кто пожаловал, - голос у нее скользкий, довольный, будто она только что сорвала куш и проиграла его же. - Пришел попрощаться?

Смотрю на нее и