Похоронные дела Харта и Мёрси - Меган Баннен

– А вы когда-нибудь натыкались на стаю?

Харт бросил попытки читать. Заложил страницу потрепанной кожаной закладкой, которую Билл подарил ему тысячу лет назад, оставил книгу в покое и ответил на вопрос Дакерса вопросом:

– Ты замечал, что никто не назначен в сектор двадцать восемь?

– Нет.

– Так оно и есть. Даже обозначения нет. Знаешь, почему?

– Нет, сэр.

Харт сверился с карманными часами, которые принадлежали дедушке, и решил, что до заката еще хватит времени, чтобы доехать до границы сектора 28.

– Седлай эквимаров, покажу.

Меньше чем через час они с Дакерсом верхом на эквимарах подъехали к горному хребту, который выходил на овраг прямо по курсу и широкий луг поодаль. В середине луга стоял фермерский беленый домик в два этажа – Харт знал, что ученику его не увидеть, как и никому другому, но Харт видел, как вокруг домика летают души мертвых.

– Тут западная граница сектора двадцать восемь. С момента открытия Танрии двадцать пять лет назад там точно встречали пять стай бродяг. Один раз – на хребте на юго-востоке. Тогда погиб маршал. Другой раз – в лощинке. Двое погибших. Еще один – у скал внизу. Погибли все, кто там был, так что мы точно не знаем, была ли там стая. Один – в тех деревьях к северо-западу. Тогда все уцелели. И один раз – на поле. Той ночью лишился жизни хороший маршал.

Харт с кристальной четкостью слышал крики боли Билла, пока бродяги рвали его, но держался ради Дакерса.

– Все стаи появлялись в радиусе двух миль от этого луга, так что не подходи ближе, чем сейчас, и все будет путем. Понял?

– Да, сэр.

– Славно. – Он похлопал Дакерса по спине и в качестве награды посмотрел, как с его плеч свалилась гора.

По пути в казармы солнце село, и Художник залил лицо Дакерса теплым светом, делая его еще более юным на вид. В груди у Харта защемило, и он задумался, чувствовал ли то же самое к нему самому Билл? В те годы ему казалось, что Билл сразу родился взрослым мужчиной, прекрасно понимающим, как устроен мир. Теперь у Харта был свой ученик, и он не мог представить, что излучает похожую несомненную уверенность. И все-таки задавался вопросом, считает ли его Дакерс таким же крутым, каким он сам считал Билла.

Билла, который бросил жену с ребенком в Хонеке и ни разу не упомянул их при Харте.

Пока они вернулись в казармы и расседлали эквимаров, Харт уже напрочь погряз в воспоминаниях о наставнике, понимая, что время от времени получалось вынырнуть из прошлого, но никогда – окончательно убежать от него.

– А вы бывали в секторе двадцать восемь, сэр? – спросил Дакерс, пока Харт жарил яичницу на ужин на древней дровяной печи. Харта подмывало наврать, но ему не нравилась идея лгать Дакерсу.

– Ага. Тогда мы только начинали как маршалы, многого еще не знали.

– Вы не ответили на мой вопрос. Вы встречали стаю бродяг?

И снова это искушение. Мощное. Но заминка ответила на вопрос Дакерса лучше всяких слов. Нет смысла отпираться.

– Та стая на лугу. Там я потерял первого напарника.

– Блин, сэр! Соболезную. – Вместе с печалью в голосе Дакерса скользнуло восхищение. Харт знал, что не заслуживает этого.

– Давно дело было. – Харт всецело сосредоточился на яичнице, надеясь, что Дакерс поймет намек и свернет разговор о стаях.

Но он не понял.

– Почему бродяги там опаснее?

– Понятия не имею. – На этот раз Харт соврал без заминки. Он даже Альме никогда не рассказывал о том доме и душах, как и о том, что случилось в ночь смерти Билла. Он разложил по тарелкам яичницу, фасоль и поджаренный хлеб, но плохие воспоминания никуда не ушли – они преследовали его, лишая аппетита.

– Теперь вы замолчали, – заметил Дакерс, когда они принялись за еду.

– Я вообще неразговорчивый.

– Ага, но сегодня как-то особенно.

Харта спас рев Бассарея за дверью.

– Тук-тук! Доставка почты! – Нимкилим вошел в казарму, поблескивая сережкой в длинном ухе. – Три для пацана и одно для тебя, неудачник.

Приунывший было Харт воспрял духом, забирая письмо подруги из кроличьей лапы, а Дакерс в это время выудил мелочь из банки для чаевых и налил Бассарею чашку виски.

– Сегодня сверхурочно, да, сэр? – спросил он у Харта, имея в виду тот договор, когда они подкупили Бассарея, чтобы тот вернулся следующим вечером забрать ответные письма – в Танрии ящиков не было.

– Ага, – ответил Харт, открывая конверт. Он обожал этот миг, предвкушение перед тем, как прочитать, что хочет рассказать подруга, шелковистое шуршание дорогой бумаги, выскальзывающей из конверта, хруст раскрываемого письма, первый взгляд на округлый почерк, пляшущий по странице.

А потом прочитал первые две строки.

Дорогой друг,

Я думаю, нам надо встретиться.

У Харта зазвенело в ушах по мере того, как смысл этих слов доходил до сознания.

– Все в порядке? – спросил Дакерс, помедлил и добавил: – Сэр.

– Да.

– У вас яйца стынут.

При мысли о том, чтобы съесть холодную яичницу, его затошнило. Он так резко встал, что опрокинул стул.

– Пойду отолью.

– Ну конечно.

Боги, парень девятнадцати лет видел его насквозь – беда! Он вышел на улицу и прочитал письмо в зыбком послезакатном свете.

Дорогой друг,

Я думаю, нам надо встретиться.

Я понимаю, что может не получиться, если обнаружится, что мы живем во многих милях друг от друга или даже через океан, и если уж быть совсем честной, часть меня не желает встречаться в реальной жизни, а хочет лишь показывать себя с лучшей стороны на бумаге. Но я задумываюсь: чем мы лучше бумажных куколок, если наши отношения существуют лишь в письмах? Если мы собираемся стать друзьями – по-настоящему – не следует ли познакомиться во плоти, со всеми изъянами и страхами?

Может быть, тебе не захочется встречаться лично, и поверь, я пойму, если так. Но если ты не против…

Честно, не знаю, как закончить это предложение, так что и не стану.

От всей души,

Твой друг.

– Проблемы с мадамой? – прорвался сквозь вихрь паники голос Бассарея. К ужасу Харта, кролик еще не свалил, а возлежал на шезлонге перед казармой, потягивая виски.

– «Мадама»? Кто так выражается?

– Посланники Старых Богов, которые обнаружили себя ведущими жалкую жизнь почтальонов на века, пока не исчезнут и – может быть – не станут звездами на ночном небе?

– Ладно. – Харт плюхнулся на соседний шезлонг.

– Какие были дни!