Несмеяна для босса - Алёна Амурская

В итоге после короткой паузы я отвечаю по факту, без лишних подробностей:

- Они мешали. А самостоятельного опыта в стрижке у меня не было, вот и получилось… то, что получилось.

Короленко молчит, никак не комментируя мои слова. Не выдержав, я поворачиваю голову к нему и прикусываю язык.

Тёмно-карие глаза смотрят на меня прямо, без улыбки. А жесткие губы кривит еле заметная саркастически-понимающая усмешка. И тогда до меня доходит, зачем Короленко задал мне такой, казалось бы, пустяковый вопрос.

Он проверял меня. Хотел выяснить, готова ли я быть с ним по-настоящему откровенной после того, как сама же ухватилась за шанс сблизиться с ним обеими руками…

И получил в ответ формальную отмазку. Очень типичную для образа той двуличной твари, который я когда-то опрометчиво создала в его глазах.

Блин…

Какая же я дура! Снова и снова наступаю на одни и те же грабли.

- Это очень запутанная история на самом деле, - виновато шепчу, не выдержав его тяжелого взгляда и уставившись в пол. - Я боюсь, что ты не поймешь. И снова будешь на меня злиться.

- А ты не решай за меня, как я буду реагировать, - спокойно говорит он. - Повзрослей. Расслабься. И не думай слишком много. В этом твоя главная проблема, Яна.

Глава 31. Батя контролирует

Я беспомощно переминаюсь на месте.

В мыслях царит сумбур, в чувствах - смятение. Короленко очень ловко умудрился вывести меня из состояния равновесия всего одним лишь взглядом. И одной фразой. Наверное, так и работают особые навыки профессионала, способного вывести на чистую воду любого человека в обычном разговоре. Не зря же у него на охранно-тренажерной базе для этого дела целая допросная организована.

- Я… - снова облизываю губы и напряженно подбираю слова. - Я думаю, ты прав. У меня есть такая привычка, много думать и накручивать себя, так что…

- Чаю хочешь? - вдруг буднично спрашивает он. Как будто никакого горького напряжения между нами и в помине не было.

- Что..?

- У меня есть отличный зеленый чай с мятой. И печенье из цельнозерновой муки.

Пока я растерянно моргаю, он уверенно берет меня за руку и ведет к т-образной барной стойке в затемненной кухонной зоне. Включает там мягкий бледно-золотой свет над столом - наверное, какой-то вечерний режим освещения, - и неожиданно подхватывает меня за подмышки, чтобы усадить на высоченный барный стул. Словно маленькую девочку, которая неспособна самостоятельно вскарабкаться наверх.

Его темные глаза вдруг оказываются прямо передо мной. На одном уровне. Высоты барного стула хватило для этого почти что идеально.

- Сосредоточься на настоящем, - негромко произносит Короленко. - Выкинь всё лишнее из головы. Это лучшее, что ты можешь сделать прямо сейчас. Не забывай, что себя нужно поберечь… после травмы.

Я сосредоточенно вглядываюсь в его глаза. Как и он - в мои. Такое ощущение, что сейчас вот-вот меня поцелует…

Словно прочитав мои мысли, Короленко начинает медленно скользить взглядом вниз и останавливает его на моих губах. Их немедленно начинает припекать, как будто огнем опалило. Напряженность между нами снова возвращается… но теперь она совсем другая. Не грустно-болезненная, а какая-то… предвкушающая, что ли. Словно кто-то невидимый вдруг шепнул мне на ухо: “Подожди и увидишь нечто чудесное…”

Кажется, что я неожиданно переместилась во времени. На два года назад, в состояние сладкой влюбленности в своего босса. Когда еще никакие серьезные косяки не омрачали мое чувство к нему.

Не сводя от меня глаз, Короленко вдруг протягивает руку… чтобы включить электрочайник, стоящий на барной стойке за моей спиной. И больше ничего не делает. В смысле… никаких поцелуев. Он просто достает с полки белоснежные чашки, упаковку выпечки и пакет ароматного чая. Но я чувствую, как неотступно он наблюдает за мной при этом.

Неровный пузырчатый гул быстро нагревающейся воды кажется оглушительным. Нарастает, как моя воспрявшая надежда на новый чистый лист отношений между нами. Да так быстро, что, вдруг осмелев, я быстро спрашиваю:

- Артур, а ты можешь тоже думать только о настоящем? А наше прошлое как бы… стереть?

Он молча разворачивает мой стул вместе со мной, и перед моим носом предстает уютная чайная композиция - запотевшая от пара чашка и блюдце с печеньем. Только затем облокачивается о барную стойку и лаконично отрезает:

- Не могу. И не хочу.

- Почему..?

Стараюсь скрыть свое разочарование. Сосредотачиваюсь на чае, в котором плавает несколько листиков свежей мятной зелени, и отпиваю немного, чтобы спрятать расстроенное лицо.

- Там остались ценные воспоминания о той… кем я тебя считал.

- Аферисткой и врушкой? - криво усмехаюсь я.

- Яной Несмеяновой. Серьезной помощницей с выдающейся находчивостью, - поправляет Короленко. - Девушкой, которая заслужила моё уважение и симпатию.

Я вскидываю на него глаза, не уверенная, что правильно поняла его. Он упомянул только достойную сторону моей прежней личности…

- Зачем о ней помнить? Той девушки не существует, - тихо напоминаю ему.

- Не уверен, - Короленко внезапно поднимает руку к моему лицу и прикасается к уголку моих губ, заставив мое сердце сладко ёкнуть. - У тебя тут листочек прилип.

Он медленно снимает мятную зелень. Даже слишком медленно. Как будто ему хочется растянуть на максимальное время этот обоснованный повод прикоснуться ко мне. И в конце концов его рука зависает перед моими глазами, демонстрируя мне крошечный листик.

- Спасибо, - слабо улыбаюсь. - А я и не заметила. Совсем отвыкла настоящий чай пить. В доме у Медведских сиделка мне всегда заваривала в пакетиках. Наверное, это удобнее для всех.

- В пакетиках… - задумчиво повторяет он. Руку почему-то до сих пор не опускает, так и продолжает вертеть в пальцах листик мяты, глядя на меня. - Как тебе там жилось вообще?

Я неопределенно пожимаю плечами. Потом ловлю себя на мысли, что как-то нехорошо вот так холодно отзываться о чужом гостеприимстве и киваю более уверенно.

- Мне было комфортно.

По лицу Короленко проносится еле заметная тень.

- Комфорт всегда обеспечивается окружением. Медведские тебе понравились? Кто-то конкретный..?

Странным образом наша мягкая философская беседа вдруг начинает напоминать допрос.

Я смотрю на него, затаив дыхание.

Удивительное дело - чужие попытки контролировать мою жизнь всегда воспринимались мною в штыки, с огромным внутренним отторжением… натерпелась и от Германа в свое время, и от его прихвостней. Но только не тогда, когда дело касается