Любовь моя, Анайя - Ксандер Миллер

— Так рассуждают глупцы. Холостяки. У меня был друг, который считал, что прежде девушки он должен обзавестись домом. Потом ему понадобилась мебель. Потом посуда и машина. Он умер в доме, забитом всяким хламом, а девушка у него так и не появилась. Ты тоже так хочешь?

— Я же тебе сказал. Нужна кровать. Пять тысяч на счету в банке тоже было бы неплохо.

— Тогда забудь про матрасы и купи дробовик. Это единственный способ для бедного гаитянина вроде тебя разжиться такими деньжищами.

Озьяс еще поупрямился, но деньги в конце концов дал.

* * *

В тот же день Зо и Анайя впервые в жизни вместе отправились по делам: они собирались купить кровать на уличной барахолке в центре города. Анайя выбрала кованый железный каркас, выкрашенный в белый цвет, и после долгого торга пара приобрела его по рыночной цене — триста гурдов. Зо погрузил кровать на тележку и предложил Анайе сесть сзади, но та отказалась. Она шагала рядом с ним по центральным улицам; уже вечерело, солнце клонилось к закату.

В нижнем Дельма Зо купил ей бутылку холодной апельсиновой содовой, и девушка выпила ее через соломинку. Когда он второй раз предложил ей сесть на тележку, Анайя согласилась. Она забралась наверх, уселась на кровать, и Зо назвал ее королевой Карибского моря. Девушка наблюдала, как работают под жарким солнцем мышцы его широкой спины и плеч, когда он без отдыха вышагивал по многокилометровому проспекту Джона Брауна. Люди, видевшие, как он тащит вверх по склону холма кровать с девушкой, кричали вслед о тех безумствах, на которые способен человек ради любви.

— Только взгляните! Он везет и девушку, и кровать разом!

— Нужно быть готовым, — крикнул мужчина с огромной вязанкой тростника на спине, показав Зо большой палец, — везти свою кровать и свою женщину, куда бы ты ни направлялся.

Лавочник средних лет посоветовал Зо поставить кровать у дороги и не откладывая приступать к делу.

— Теряешь время.

Какая-то старуха некоторое время шла рядом с ними и разговаривала с Анайей.

— Мне кажется, кое-кто желает заняться с тобой любовью. И для этого усердно трудится. Он берет тебя с твоей кроватью, cheri doudou? На твоем месте я бы держалась за этого мужчину.

Они добрались до дома на Мон-Нуа, и Анайя познакомилась с тонтоном Озьясом.

— Скажи мне, ti fi[93], — спросил Озьяс, — ты любишь зимние дыни?

Анайя ответила утвердительно.

— Так уж случилось, что у меня в огороде растет самая сладкая дыня в городе, — Озьяс показал на грядку. — Та, что изменит твою жизнь.

Зо хотел было увести Анайю, но Озьяс попросил девушку осмотреть его ногу.

— С ней что-то не так? — спросила Анайя.

— Она у меня единственная, — проворчал Озьяс. — Я вынужден над ней дрожать.

— Не беспокойся о старике, — вмешался Зо. — У него шкура, как у аллигатора.

И он повел ее вниз по склону к пустому двору перед домиком.

— Закрой глаза, — сказал Зо. Затем он перенес Анайю через порог, как муж вносит молодую жену в их первый дом, и снова опустил на землю. Зажег керосиновую лампу с толстым фитилем, и девушка ощутила запах дыма. — Открывай.

Анайя увидела непритязательный холостяцкий домик: плетеное соломенное кресло, голые серые стены, лопату в углу, календарь на стене.

— Пол новый, — сообщил Зо. — Я залил его для тебя.

Девушка поцеловала его в полутемной комнате и сказала, что ей очень нравится. Анайя полюбила и домик, и старого дядюшку Озьяса. Она любила Зо за то, что он сделал ради нее.

— Я и не знала, что мужчина может быть таким верным.

Они вышли на улицу и стояли босиком на траве, прильнув друг к другу, в последних лучах солнца. Ветер шевелил цветы на косогоре, и Зо чуть не расплакался. Он упал на колени и прижался лицом к ее телу, целовал ее живот и бедра и благодарил Бога. Потом поставил кровать на середину комнаты, положил сверху матрас, и они два часа занимались любовью и еще два часа спали в объятиях друг друга, как муж и жена.

Влюбленные проснулись от того, что старик, гремя кастрюлями и сковородками, звал их ужинать. Он принял их в своем доме и угостил сос пуа. Пили сладкий сок папайи с консервированным молоком и ванильным экстрактом. Затем Зо пешком пошел провожать Анайю на холмы Петьонвиля, где она на выходные оставалась у своего дяди, Дезмонда Тессьера, судьи федерального суда в Порт-о-Пренсе.

* * *

Государственный медицинский комплекс занимал длинный квартал в центре города, с севера ограниченный авеню Ламартиньер, а с юга — перекрестком улиц Освальда Дюрана и Монсеньора Гийу. Улица Сент-Оноре разделяла территорию комплекса пополам, пролегая через ухоженный парк прямо под стенами главного госпиталя, Лопиталь Женераль.

Помимо главного госпиталя — крупнейшей медицинской клиники в стране — в городке располагались здания специализированных отделений: ортопедического, педиатрического, офтальмологического, стоматологической хирургии. Территория городка с выкрашенными в белый и зеленый цвета строениями, увитыми розовыми бугенвиллеями, и ухоженными карибскими садами была настоящим оазисом тишины в центре густонаселенного города. Помимо других учреждений здесь также находились медицинский институт, школа медсестер, единственный в стране фармацевтический колледж и училище техников-лаборантов.

Зо выстраивал маршрут дневных перевозок так, чтобы тот заканчивался в центре города, рядом со школой медсестер. Он вставал со своей тележкой на тенистой стороне улицы Освальда Дюрана и ждал Анайю. Однажды днем девушка застала его лежащим на дне повозки и предложила показать классы. Проведя Зо через ворота улицы Сент-Оноре, она кивнула на белое здание в момбиновой[94] роще.

— Это училище. Каждый день мы ходим отсюда в госпиталь на занятия, — девушка взяла Зо за руку и повела по тропинке. — У них есть все специальности, какие только можно придумать.

— И какую ты выберешь?

Анайя сказала, что на Гаити самый высокий уровень детской смертности в Западном полушарии.

— Я бы хотела что-нибудь изменить, если бы могла.

Их прервала студентка школы медсестер, сообщившая Анайе, что та еще застанет мисс Какетт в родильном отделении, если поспешит.

Легендарной мисс Какетт исполнилось пятьдесят два года, и она уже была опытной fanmsaj[95], когда ее пригласили в школу медсестер внештатным преподавателем — вести авторский спецкурс. Такова была кульминация выдающейся карьеры, начавшейся несколько десятилетий назад в трущобах Бисантенера.

На преподавательскую должность Какетт выдвинул факультетский врач, украдкой следивший за ее работой в переполненном родильном отделении в центре города. Он видел, как эта женщина за один день приняла двенадцать новорожденных, привлекая в