Прибежище из серы и тьмы - Люсинда Дарк

из-за крошечных щелочек их почти невозможно разглядеть. Каким-то образом, однако, ему удается, спотыкаясь, пересечь поляну, пока он не оказывается в нескольких футах от меня. Он останавливается и поднимает руку, когда ветер доносит до меня запах крови и пота.

— Посмотри сама, Ари, — бормочет он, его голос по-прежнему едва различим. Без сомнения, ему потребуются дни, чтобы оправиться от пережитого.

Я получаю огромное удовольствие от этого факта, когда протягиваю руку и хватаю его за ладонь. Я сжимаю его пальцы до тех пор, пока его кости не угрожают разлететься вдребезги. К моему крайнему отвращению, Кэдмон даже не вздрагивает. Проходит мгновение, затем второе, на третье несколько образов врезаются в мой разум. Древняя сила. Древняя и изнурительная, особенно с учётом боли, которую она принесёт ему в ближайшем будущем; я подавляю любую тень прежней жалости к некогда близкому другу и той цене, которую ему придётся заплатить за то, что он поделился своими видениями со мной.

Перед моим мысленным взором открываются длинные пути, и мне приходится закрыть глаза от реального мира, чтобы просмотреть временные рамки, которым еще предстоит произойти. Появляется лицо, очень похожее на мое собственное — сначала в младенчестве, такое же, как у ребенка, которого я прижимала к груди почти десять лет назад. Моя рука сильнее сжимается на руке Кэдмона, когда новые слезы обжигают мне глаза.

Ее внешность меняется, переходя от мягкой округлости младенчества к аналогичной пухлости малыша, затем к полноте ребенка, проходящего разные этапы детства, к подростковому возрасту и далее.

— Найди две самые сильные линии. — Шепот Кэдмона проникает в мой разум, теперь более отчетливый, потому что он передает его через нашу связь, а не своим настоящим голосом.

Раздраженная необходимостью слушать его, я все же следую его указаниям и вижу два похожих пути, ярче, чем любые другие. Справа и слева серебристые отсветы кажутся змеями, плывущими вниз по реке. Мысленно я касаюсь одной из них, зная по опыту, что произойдет.

Меня затягивает в будущее, которое оно сулит, и я обнаруживаю, что стою в маленькой хижине. Треск! Я подпрыгиваю и оборачиваюсь, чтобы увидеть свое отражение, сидящее на коврике у горящего очага. Ее длинные серебристые волосы заплетены в низкую косу, дитя моего сердца поднимает взгляд от потрепанной книги в руке и улыбается мне.

— Мама, ты вернулась! — Слезы наполняют мои глаза, когда она отбрасывает книгу в сторону и, вскочив, подбегает ко мне. Ее теплое тело прижимается к моему, когда она обнимает меня тонкими руками за талию. У меня разрывается сердце, и я не могу удержаться от погружения в будущее, которого я хочу больше всего на свете. Обнимая ее, я зарываюсь лицом в ее волосы и вдыхаю запах дров, чернил и пыли.

Когда я заговариваю, у меня перехватывает горло. — Г-где твой отец, детка?

Она отстраняется и хмуро смотрит на меня. — Ты не нашла его? — Она хмурит брови, и беспокойство пронизывает черты ее лица. Находясь сейчас так близко, я вижу, что она не совсем такая, как я. Форма её носа куда больше напоминает отца, как и угольно-чёрные ресницы вокруг глаз. Тело, прижатое к моему, худощавое, но не хрупкое. Ее кости толще моих. Она божественна, она прекрасна.

Я обхватываю ладонью ее щеку, ощущая гладкость ее кожи и одновременно ненавидя и любя то, насколько это реально. — Не нашла его? — Рассеянно повторяю я, пытаясь осознать все, что касается этого будущего.

Кайра делает шаг назад, моя рука убирается с ее лица, когда черты ее лица меняются. Домик вокруг нас исчезает, его место занимает клубящийся туман. Лицо, которое появляется следующим, принадлежит ребенку гораздо старшего возраста — нет, совсем не ребенку. Женщине.

Потухшие серые глаза встречаются с моими на изуродованном шрамами лице. Ее волосы острижены почти до макушки. Губы потрескавшиеся и сухие, само выражение лица — определение пустоты. Страх пронзает мое сердце, и я снова тянусь к ней, только эта Кайра отличается от той, другой. Она отстраняется от меня.

Туман рассеивается, и я с ужасом осознаю, где мы находимся.

Ортус.

— Нет…

— Иди ко мне, Кайра.

Моя голова вскидывается, когда я узнаю этот ненавистный голос. Трифон стоит на возвышении с вытянутой рукой. — Нет! — Я кричу, бросаясь к тому, кто когда-то было ребенком передо мной.

Однако в ту секунду, когда мое тело соприкасается с ее телом, судьба, окружающая нас, снова распадается. Крепче обхватив дочь руками, я сжимаю ее до тех пор, пока не перестаю чувствовать свои конечности. И все же она меняется.

Ее кожа становится пепельно-белой, а волосы становятся длиннее, но уже не такими густыми, как у здоровой женщины. Фиолетовые глаза с черными ободками поворачиваются ко мне. Мой рот раскрывается в беззвучном крике. Слезы текут по моим щекам, стекают вниз и падают… падают… падают.

Я все еще не отпускаю ее.

Пустота. Лицо моей дочери — это не что иное, как череп с натянутой на кости кожей. Ее губы бескровны. Ее глаза невидящи.

Мертва.

Мертва.

Мертва.

Прижимая ее к себе, я раскачиваюсь взад-вперед, ударяясь коленями о твердый камень.

— Вот что произойдет, если ты останешься с ней, Ари. — Голос Кэдмона нежен. — Вот почему ты не можешь пойти к ней.

— Нет! — Я снова кричу, когда тело у моей груди начинает распадаться. Кости и плоть превращаются в пыль. Хватая ртом воздух, крича, я цепляюсь за землю. — Верни ее!

Путь судьбы обрывается, и на этот раз остается только одна серебристая змееподобная линия. Я тянусь к ней, не задумываясь, зная, что, по крайней мере, она должна быть снова жива в этом будущем. Я перескакиваю с первой нити судьбы на вторую и обнаруживаю, что стою в мокрой, темной комнате.

Мое тело болит, когда я поворачиваюсь на холодном твердом камне и сажусь. В нескольких футах от меня появляется фигура, отделенная от меня рядом каменных прутьев. Сера. Это напугало бы меня, если бы я не была так сосредоточена на человеке, стоящем там и наблюдающем за мной.

Кайра.

Я выпрямляюсь, мои кости протестуют, когда я понимаю, что мои руки скованы. Я смотрю вниз и вижу, что они не просто закованы, но и в мои запястья воткнуты болты из серы. Однако боль утихает, когда Кайра поднимает факел в руке, освещая пространство.

Хотя я не узнаю тюрьму, стены из серы дают мне понять, что, скорее всего, это Ортус — снова.

— Неужели мы не можем избежать этого ужасного места? — Рассеянно думаю я.

Если Кэдмон и слышит, он не отвечает.

Я позволяю себе снова взглянуть