Заклятие истинной любви - Стефани Гарбер

Джексу еще только предстояло навестить их. Он увидел почти всех членов семьи Доблестей после открытия арки, но в тот момент едва ли был живым из-за аппетита Кастора. С тех пор Джекс встречался только с Авророй. Он знал, что она не выдаст его ни Аполлону, ни королевским стражникам. Однако Джекс сомневался, что этого не сделают ее родители, Вульфрик и Онора Доблестные.

Во всяком случае, это был вопрос чести, которой они оба обладали. Кроме того, Аполлон присвоил их новому имени статус Великого Дома и подарил им лес, поместье и деревню Мэривуд.

По мнению Джекса, лес, поместье и деревню сложно назвать хорошим подарком. Их история была такой же уродливой, как и они сами. Многие считали, что эти земли прокляты или же населены призраками. Даже Джекс не любил туда ездить.

Он снова подумал о демоне-убийце, о котором только что говорили стражники, и тут же представил, как этот самый демон-убийца впивается в горло Эванджелины, убивая ее во второй раз.

Джекс вскочил на коня и во весь опор поскакал к поместью Мэривуд.

Стоило ему подъехать к Мэривудскому лесу, как он почувствовал разительные перемены. По обе стороны от него кипела жизнь. Кролики, лягушки, птицы и олени вновь заселяли лес, а деревья радовали глаз пышной кроной.

Может, Доблести и вернулись к жизни всего несколько дней назад, но их неслучайно называли Доблестями. Все эти долгие столетия, пока они были мертвы, истории о них не смолкали – продолжали жить и развиваться, превращая их в существ, едва ли не равных богам.

Джекс знал, что это не так.

Доблестей легко можно было ранить и убить, как и всех остальных, но они вели совершенно иную жизнь. И не довольствовались простым выживанием. Джекс даже был уверен, что обычное существование их не устраивало вовсе. До того как их заперли в Арке, они основали королевство, простиравшееся на полконтинента. Джекс не знал, что они будут делать теперь, оказавшись на свободе, но не сомневался, что Доблести оставят еще один неизгладимый след в истории Севера.

Джекс спешился и привязал коня к столбу неподалеку от деревни Мэривуд. Доблести еще не начали восстанавливать поместье – решили сначала заняться деревней. Джекс полагал, что они остановятся где-то поблизости, а значит, и Кастор наверняка будет рядом, а не в своем старом склепе в Валорфелле.

Как и лес, деревня Мэривуд постепенно возвращалась к жизни. В воздухе пахло свежесрубленной древесиной. Джекс вышел на старую площадь, построенную вокруг большого колодца, где когда-то располагались торговые ряды – кузница, пекарня, свечная мастерская, аптекарская и мясная лавки, – а также ежедневный рынок со свежими овощами и фруктами.

Джекс на мгновение замер, вспоминая, как по ночам тайком выбирался из дома и встречался с друзьями на крыше аптекарской лавки. Они лежали, смотрели на звезды и хвастались будущими подвигами, еще не зная, что их дни сочтены.

Джекс поднял голову, не ожидая увидеть Кастора на крыше, но и не удивился.

Одним из недостатков бессмертия была склонность привязываться к прошлому, к тому времени, когда бессмертный еще не перестал стареть. Сколько бы ни прожил Джекс, те дни, когда он был человеком, навсегда останутся для него самыми приятными и никогда не потускнеют. Еще один недостаток бессмертия – это бесконечные, навязчивые воспоминания, которые создавали иллюзию того, что жизнь человека намного ярче, чем бессмертного. По этой причине Джекс временами ненавидел людей, а Кастор, казалось, наоборот, мечтал стать одним из них.

– Ты спустишься или мне поджечь лавку аптекаря? – спросил Джекс.

– Угроза сработала бы, держи ты в руках факел, – ответил Кастор. Через секунду он спрыгнул на землю и небрежно уперся локтем в стену полуразрушенной аптекарской лавки. Воссоединившись с семьей и сняв наконец проклятый шлем, он вновь стал похож на Кастора – благородного беззаботного принца, а не на Хаоса – страждущего вампира в шлеме, который не позволял ему питаться.

Джекс почувствовал укол зависти.

– Ты чего в таком скверном настроении? – поинтересовался Кастор. – Опять следил за Эванджелиной?

– Я пришел сюда не из-за нее, – огрызнулся Джекс.

– Но ты определенно раздражен из-за нее.

Джекс бросил на Кастора хмурый взгляд.

– А у тебя, на удивление, прекрасное настроение для того, кто только что истребил целую семью.

Выражение лица Кастора мгновенно омрачилось. В его глазах появился опасный огонек, похожий на угрозу, а не на голод.

Если бы Джекс больше дорожил своей собственной жизнью, то, возможно, испугался бы. Но в последнее время Джекс не испытывал ярких чувств, если только речь не шла об Эванджелине, а сейчас он изо всех сил старался о ней не думать.

Ему нравилось все, что помогало отвлечься от мыслей о ней, – за исключением, пожалуй, этой встречи. Кастор был его старейшим другом, и Джексу не хотелось его ненавидеть, но, глядя на него, он снова и снова вспоминал, как Кастор впивается клыками в горло Эванджелины, отнимая у нее жизнь.

Однако Кастор даже не подозревал о такой версии истории. И осуждать его за это было не совсем справедливо. Но Джекса уже давно не заботила справедливость.

– Если ты приехал читать мне нотации, – сказал Кастор, – то я не желаю их слушать.

– Тогда я буду краток. Держи себя в руках. Или твои родители узнают, и, вполне возможно, на этот раз они не станут надевать на тебя шлем, а просто положат в могилу.

Кастор сжал зубы так, что на скулах заиграли желваки.

– Они этого не сделают.

– Они все еще люди, Кастор. Смертные совершают много глупостей, когда им страшно.

Джекс точно совершал. И хуже всего то, что он считал, что поступает правильно. Как тогда, когда умер Кастор.

Именно Джекс попросил мать Кастора, Онору, воскресить его.

Кастор и Лирик были его лучшими друзьями, скорее даже братьями. Лирик только погиб, и Джекс не мог потерять еще и Кастора.

Тогда он не задумывался о цене, которую придется заплатить, чтобы вернуть друга к жизни. Он и представить не мог, сколько крови прольется. Одна из причин, по которой Джекс позволил превратить себя в мойру, заключалась в том, чтобы не оставлять Кастора одного. Потом он распустил слух, что Кастор – это Хаос, а Хаос – бог Судьбы, чтобы никто в мире не догадался, что он был последним выжившим членом семьи Доблестей.

– Я просто беспокоюсь о тебе, – продолжил Джекс. – Ты наконец-то снял шлем и воссоединился с семьей. Не хочу, чтобы ты все разрушил.

Кастор насмешливо хмыкнул.

– Не я здесь пытаюсь