Твое пламя и твои крылья, феникс - Вера Ковальчук

потом вместе со всеми угощались во дворике (оказывается, особняк был выстроен прямоугольником, заключавшем в себя уютное внутреннее пространство, где и пара цветочных кустиков разместилась, и уголок с подушками и покрывалами, и местечко, где поставили большую кованую жаровню с грилем). А потом я поднялась на плоскую крышу особняка, чтоб полюбоваться вечерним городом.

Небо уже темнело, наливалось густым кобальтом. Ардис принёс два масляных светильника и большую подушку, разложил всё это поудобнее и ушёл, тактично оставил меня одну. Стоя возле парапета, я разглядывала плоские крыши ближайших домов и башенки отдалённых, фонари и тёмные кроны деревьев и размышляла о будущем. А ещё пыталась рассмотреть академию, но её отсюда видно не было.

По лесенке тихонько поднялась Шеника — она несла большую кружку с горячим напитком, которую вручила мне, когда я обернулась к ней, заранее улыбаясь. Ну не получалось у меня смотреть без умиления на это существо в теле чудесного ребёнка. И даже недетский взгляд не излечивал меня от острейшего желания приголубить, потискать или хотя бы заулыбать по полной программе.

— Я надеюсь, тебе понравится, — тихонько сказала девочка. — Это вкусно.

— Спасибо. Конечно, понравится.

— Я помешала?

— Нет, что ты! Я просто хотела отсюда посмотреть на город.

— Здесь будет красиво на праздник. Тогда всю ночь будут жечь светильники, и даже чародейские, цветные. — Девочка задумчиво разглядывала пейзаж. — Мне рассказывали соседки. Они в праздники все ночи проводят на крышах. Лучшее развлечение.

— Буду знать.

— Но ты, конечно, будешь на академическом балу. Я знаю, середину осени там всегда празднуют очень пышно.

— Не-е, на бал я не пойду.

— Почему? — Девочка посмотрела удивлённо. — Все студентки туда ходят, я слышала.

— Да, моя соседка по комнате мне все уши прожужжала. Мол, много кавалеров, пышно, ярко, пойдём да пойдём!.. Не хочу.

Она вздохнула.

— Тебя тоже мужчина обидел? Ты поэтому их сторонишься?

— Да не то чтобы сторонюсь. Просто намерена усердно учиться, не отвлекаясь. К тому же мой родной мир моногамен… То есть местами бывает по-разному, но там, где я выросла, строго моногамные браки в ходу очень и очень давно. По внутреннему ощущению я как бы сперва должна решить вопрос с Ардисом, только потом присматриваться к другим мужчинам. А на академический бал — мне уже упомянули — куча мужчин стягивается именно затем, чтоб присмотреться к молоденьким перспективным студенткам. Это мне ну вот совсем не нужно.

— Понимаю.

— А ты-то пойдёшь на праздник? — Помотала головой. — Почему? Ты кого-то конкретного боишься?

Шеника несколько мгновений молчала, наклонив голову набок, словно задумчивая птичка, а потом вдруг ответила вполне откровенно:

— Тоже не знаю, как ответить толком. Вообще-то да, боюсь конкретного человека. Думаю, ты уже знаешь об этом. И хотя уверена, что он здесь появиться не может и никогда не появится, всё равно не смогу отвлечься от этого страха. Всё гуляние превратится в один сплошной страх. Ну зачем это нужно.

— Да уж… И я не знаю, что у тебя случилось. Таята лишь упомянула, что ты была в руках рабовладельцев.

На детском личике появилась кривоватая печальная улыбка, в которой не было в принципе ничего детского. И глаза смотрели грустно, с удивительной глубиной.

— Ценю сдержанность Таяты. Даже не ожидала. — Она подтянулась и села на край широкого парапета спиной к городу. — Рынок рабов был не самой большой проблемой, честно говоря. Хотя в голове отложился прочно. Такое не забудешь.

— Может быть, тебе не стоит рассказывать? — осторожно произнесла я. — Наверное, это очень неприятно вспоминать.

Беглый взгляд, и Шеника отрицательно качнула головой.

— Я даже и не сомневаюсь, что ты станешь членом семьи. И почему-то верю тебе. Знаешь, ты уже показала, что человек достойный и к тому же никак не менее сдержанна, чем Таята. А ещё у тебя большой магический дар. Ты права, на тебя постоянно будут смотреть мужчины, представители самых разных народов. И думаю, ты должна знать все риски.

— Я уже догадываюсь. Будущие чародеи рвутся заполучить в жёны магически одарённых женщин, чтоб те поделились с ними своим даром.

— И не только те, кто пока лишён возможности прибегать к магии и может получить таковую от супруги, — кивнула девочка. — Но и те, у кого уже что-то есть. Они мечтают приумножить имеющееся. Чародеям всегда мало имеющегося. А есть ещё драки. Казалось бы, единственный народ, мужчины которого рождаются магически одарёнными. Не все, но очень многие. Однако они тоже, бывает, претендуют на магически подходящих им женщин. И, в отличие от мужчин Равнины, с представительницами нашего пола нисколько не церемонятся. Они могут быть и очень жёстки.

Я, нахмурившись, смотрела в полные тоски глаза Шеники.

— Тебя обидел драк?

Она кивнула.

— Я познакомилась с ним на празднике середины осени. Не знаю уж, что их посольство делало в наших краях. Но мы всего лишь один танец с ним станцевали, после чего он сказал, что связал нашу магию, и позвал ехать с ним. Причём сразу сообщил, что женат, и при нём я буду только наложницей. Я сразу отказалась, даже думать не стала. Мне всегда хотелось нормальной семьи, мужей… Или пусть даже одного мужа. Но быть наложницей при драке, даже если и в богатом доме? Нет, это не было моей мечтой.

На следующий день драки уехали, а ещё через месяц меня близ нашего посёлка поймали работорговцы и увезли в Дальнее Предгорье. Немного подержали у себя, потом выставили на помост. И там меня купили для того драка. Он смеялся и говорил, что теперь я буду счастлива стать его наложницей, буду умолять об этом, и предложил мне продемонстрировать, как я умею умолять и радоваться… А я тогда ничего к нему не испытывала, кроме ненависти.

— Иное было бы странно! — вырвалось у меня.

— Да, но наговорила тогда разного… В том числе и нехорошего, признаюсь. И тогда он сказал, что меня будут бить кнутом, пока я не покорюсь. — Нервозно огладив бледное горлышко над воротничком, малышка пожала хрупкими плечиками. — А я так и не закричала, что готова уступить, пока не потеряла сознание. Было слишком больно, кажется, я от боли чуть ли не обезумела… Наказание вышло слишком суровым, так что, провалявшись сколько-то времени в жару, я, видимо, просто не выдержала. Умерла. И умерла с одним только желанием — жить