Жена поневоле - Нинель Лав

званием «младшенькая», рассчитывая на снисходительные улыбки за свои «не ординарные» поступки, в пол уха слушая наставления сестры и нагоняи от родителей, продолжала снимать все вокруг, а потом часами сидела, отбраковывая неудачные кадры. Дмитрию Викторовичу пришлось нелегко — угодить всем никак не получалось: Кире для дочерей хотелось одного, дочерям совершенно другое, ему — третье… После нескольких неудачных попыток, он просто стал спрашивать, что купить и покупал — так у Виктории появился «навороченный комп», а у Алисы профессиональный «фотик» со сменными объективами. Кира была недовольна дороговизной подарков, но «дальний родственник» только руками разводил: что захотели девочки, то и получили, он тут совершенно не причем…

Кирины «проблемы» стали и его «проблемами» с той минуты, как она решила признать отцовство Павла и его родство с Викторией. А после того, как Кире удалось вернуть ему сына, то она стала не просто частью его семьи, а ее «сердцевиной», объединяющей, оберегающей и заботящейся обо всех и о каждом в отдельности.

Теперь настала очередь позаботиться и о ней… Павлу это было не под силу — восстановление после операции отнимало все силы: и физические, и моральные, и заниматься ее проблемами придется ему, тем, более, что он уже был вовлечен в круговорот событий.

Дмитрий Викторович позвонил Ивану Степановичу Коробову — начальнику службы охраны своих «предприятий» и внимательно выслушал предысторию событий, отчеты детективов и мнение самого Ивана Степановича.

По мнению Ивана Степановича «дело Бурмистрова» после частного расследования представлялось совсем не так, как в начале — выяснилось наличие слепых зон на охраняемой территории, о которых явно знали преступники и воспользовались одним из этих участков, чтобы проникнуть на территорию, а потом в дом, были найдены следы пребывания постороннего человека на чердаке и какого-то «груза», но выводы должен был сделать следователь, а следователь Знаменский ждал результатов экспертиз…

Можно было «как-то» ускорить эти процессы, но адвокат Бурмистрова бездействовал и подозреваемый «ждал» результатов и выводов в следственном изоляторе.

— На всякий случай я бы вывез Киру Дмитриевну и ее семью куда-нибудь на недельку, другую в какое-нибудь закрытое место без возможности с ней связаться, а мы бы посмотрели, послушали бы, последили бы…

— Да-да-да… — задумчиво протянул Дмитрий Викторович, быстро прикидывая какие «выгоды» он может получить из создавшейся ситуации. — Киру… изолировать… а семью вывезти в закрытое место… Да-да-да, так будет лучше для всех… И у меня появится немного времени, чтобы сблизиться…

— Не понял, — Иван Степанович не любил перебивать начальство, но он привык получать четкие указания. — Киру Дмитриевну что? Изолировать?

— Значит так, Иван Степанович, — улыбаясь своему «коварному плану», произнес Дмитрий Викторович, — нужно срочно сделать для Киры Дмитриевны загранпаспорт и визу, когда документы будет готовы, я приеду и улажу все дела.

— И Пал Палыч приедет? — удивился и обрадовался одновременно начальник службы охраны.

— Не-ет, не думаю, — протянул отец Шубина и подумал, что Павел может и не послушаться его, он вряд ли упустит такую возможность увидеться со «своей бывшей». — Там решим и этот вопрос, а пока главное загранпаспорт…

— Кира Дмитриевна говорила, что вроде паспорт потеряла…

— Пусть твой Краснов найдет ее паспорт — ничего она не теряла, я слышал, как Павел говорил: «потеря паспорта хорошая идея», так, что пусть раздобудет.

— Сделаем, Дмитрий Викторович.

33

Официальное следствие шло своим чередом, вернее топталось на месте, и никаких изменений не намечалось — дознаватель Олег Рудольфович Знаменский был по-прежнему уверен в виновности Бурмистрова, свидания с женой не разрешал, но, осторожничая, дело все-таки не закрывал — время пока терпит.

Улики полностью изобличали подследственного: никого в доме кроме него не было и сперма его, но кое-что в этом деле настораживало: отпечатков на орудии убийства не было, следов крови ни на руках, ни на одежде у подследственного не обнаружено — конечно, кровь с рук можно смыть, одежду снять и спрятать (дом огромный и тщательно обыскать его с верху до низу не было возможности, к тому же гараж, комнаты служащих!), но следы пребывания жертвы на чердаке имелись, а отпечатков пальцем и обуви взрослого человека не было. Это было странно, но и это при желании можно было как-то объяснить — ну, ходил подозреваемый на чердак в перчатках и бахилах! Только зачем? Это же его дом! Улик против него было все равно больше. Но какое-то, нет, не шестое, а двадцать шестое чувство тоненько пищало внутри о невиновности Бурмистрова.

Днем в своем кабинете этот писк Знаменский не слышал, а вот ночью настойчивый писк не давал спать — может, именно так проснувшаяся совесть не дает покоя своему слишком уверенному и категоричному хозяину?!

Только совесть представлялась ему почему-то в образе огромной, зеленой купюры иностранного производства. Знаменский часто думал, почему совесть приобрела в его голове столь диковинный образ, а потом, со временем понял — чтобы, поступить по совести, придется долго и кропотливо докапываться до правды, а за такую зарплату, как у него, копать глубже десяти сантиметров, себе дороже — сляпал дело из того, что плавает на поверхности, и сдал.

А что плавает на поверхности всем известно — конфетку из него не сделаешь! Но иногда, например, в случае Бурмистрова, ему хотелось докопаться до истины — банальное убийство свихнувшегося не сексуальной почве богатея его не устраивало — скучно. Было в этом деле, он это чувствовал, что-то очень интересное, которое хотелось узнать — жив, значит, пока в его душе наивный, молоденький правдолюб, тот, который спешил заглянуть на последние страницы детективной истории.

Но для того, чтобы копаться в этом деле, кроме интереса требовалось побороть еще и леность, а побороть ее можно было только одним способом — деньгами. Вот отсюда и образ зеленой купюры — совесть манит его купюрой, пытается подогреть интерес, расшевелить и взяться за дело.

Он намекал адвокату Бурмистрова, но тот намек не понял — то ли дурак, верящий в торжество справедливости, то ли у этого адвокатишки свои далеко идущие планы. А ради спортивного интереса утруждать себя Знаменский не станет! Ради простого интереса он давно уже ничего не делал…

Жены у Олега Рудольфовича Знаменского не было, но были многочисленные часто сменяющие друг друга претендентки, которых он время от времени рассматривал на роль жены, но после долгих раздумий забраковывал: у одной много вещей, другая с претензиями, третья занята карьерой и презирает быт, у четвертой мать алкоголичка, у пятой еще три сестры и так далее. К тридцати трем годам он сделал единственно правильный вывод при его беспокойной работе