Жена поневоле - Нинель Лав

— Если вы еще раз оскорбите кого-нибудь из моей семьи или подниметесь на второй этаж без сопровождения Николая — считайте себя уволенной! Вместе с вашим мужем! — Быть стервой и оправдывать ожидания окружающих не так уж сложно, тем более, когда ты обладаешь властью — в этом Кира убедилась на собственном опыте. — И меня не остановит ваша беременность — слишком много беременных развелось для одного дома. И все они почему-то претендуют на хозяйское имущество!

Кира посмотрела на Раису Васильевну, та икнула от страха и побледнела.

Горничная же наоборот — покраснела от злости…

Мечта уволить всех, остаться одной в этом огромном доме и в полной мере насладиться покоем и тишиной загородной жизни постепенно затмевала все другие желания Киры.

В штате состояло огромное количество живущих в пределах участка и вечно снующих по дому людей: экономка, повариха, горничная, ее муж садовник, исполняющий еще кучу обязанностей по дому, два сменных ночных охранника, два дневных, два водителя, два телохранителя и личный помощник (это не считая охранников и детективов из «Панциря») — сознание постоянного присутствия рядом стольких людей (даже если закрыться в спальне и укрыться с головой одеялом) угнетало и раздражало Киру. Она не могла, сколько хотела сидеть в ванной, потому что ее постоянно дергали, спрашивая об ужине, о поездках на завтра, о неотложных расходах; не могла спокойно переодеться в комнате, боясь, что в ее отсутствие в спальне появилась видеокамера — хотя именно в этой комнате ни подслушивающей, ни видео аппаратуры обнаружено не было (Николай каждый день обходил дом со специальным прибором), что нельзя сказать о второй хозяйской спальне — хозяйские развлечения снимали несколько камер, но кассет Николай так и не нашел; не могла переодеться в обыкновенный домашний халатик и тапочки — появляться перед посторонними людьми в неглиже для Киры было просто недопустимо.

К тому же эти постоянные гости!

— Так что сказать охране на въезде? Что вы не можете принять Лаврентия Павловича?

Желая успокоиться, Кира с тоской посмотрела в окно на зеленый газон и полускрытую листвой деревьев беседку — взять бы книгу и почитать там часок-другой…

— Скажите, чтобы пропустили гостя, — ровным тоном ответила она горничной и обратилась к подошедшей экономке: — Раиса Васильевна, предупредите, пожалуйста, Лаврентия Павловича, что через полчаса я уезжаю по делам.

— Раньше гостям в этом доме всегда радовались и широко открывали перед ними двери… — забубнила, поворачиваясь спиной к хозяйке, экономка.

— И дорадовались! Хозяин этого гостеприимного дома сидит в тюрьме! — сдерживаемое раздражение Киры все-таки вырвалось наружу. — Не понимаю, зачем ставить железную дверь, чтобы на каждый звонок распахивать ее перед всеми! Лучше ее вообще не закрывать — беготни меньше — заходи, кто хочет! Заходи и бери что хочешь! Может, сложить все ценное перед дверью — для удобства грабителей!

— Не поняла… — полуобернувшись, растерялась женщина, утратив постоянное обиженное выражение лица.

— Идите уже… — раздраженно махнула Кира рукой и пошла в кабинет за папочкой с черновиками завещания и дарственной…

36

Когда она спустилась в холл, гость уже сидел в столовой за овальным обеденным столом и с наслаждением пил чай с пирожными, купленными Кирой специально для дочерей.

— Приятного аппетита, — вместо приветствия сказала она, ужасаясь с какой быстротой во рту карлика исчезали из картонной коробочки пирожные, с такой заботой отобранные ей в магазине. Ей было так жаль этих кремовых пирожных, что хотелось стукнуть кулаком по столу, чтобы незваный «поглотитель сладкого» подавился куском, и прекратить этот наглый грабеж, но она, конечно, этого не сделала — она отомстит тебе по-другому и кусок пирожного застрянет у тебя в горле: Кира в раздражении бросила на стол прозрачный файлик с черновиками дарственной и завещанием и пошла на кухню за стаканом воды.

— Спасибо, — повысил голос Лаврентий Павлович, быстро пробегая глазами черновики дарственной и завещания. — Я тут похозяйничал в холодильнике по старой памяти, пока Роза готовила мне чай, и нашел восхитительные пирожные.

— И очень зря похозяйничали, — крикнула из кухни новая хозяйка, — пирожные я купила специально для дочерей, — Кира не стала церемониться с бесцеремонным гостем, хотя приличия гостеприимства требовали обратного. Лаврентий замер с открытым ртом, прицеливаясь откусить очередной, лакомый кусок, но, услышав такое неожиданное порицание, закрыл рот и положил оставшуюся половинку пирожного на блюдце. — Но вы ешьте, Лаврентий Павлович, не стесняйтесь, — подбодрила его Кира, входя на кухню со стаканом воды, — чего уж оставлять кусочки то — девочкам моим все равно не хватит. Поеду завтра на вокзал пораньше и куплю новые.

— Простите великодушно, — чувство неловкости постепенно отступало, и гость вновь обрел нагловатую уверенность. — Ни Роза, ни Раиса Васильевна меня не предупредили о вашей покупке — обычно здесь можно было брать, что хочешь.

— Об этом я только что вашей Раисе Васильевне и вашей Розе говорила — в этом доме нет порядка: каждый делает, что хочет; берет, что хочет; является, когда хочет; убивает, кого хочет! Я уже устала слушать о том, как здесь было хорошо раньше — наверно, мне проще сменить весь обслуживающий персонал и установить свои правила в этом доме.

— «Юпитер ты сердишься — значит, ты не прав!» — Лаврентий снисходительно улыбнулся, показывая неровные, лошадиные зубы.

Но Кире было не до смеха, хотя она отметила про себя, что с Лаврентием Павловичем они говорят «на одном языке»: одними и теми же фразами.

— Я права! — подражая Павлу, утвердительно заявила «новая хозяйка». — Скажите еще: «Что позволено Юпитеру — не позволено быку!». Это выражение больше подходит к моей ситуации, но вы, наверно, забыли Лаврентий Павлович, что на данный момент в этом доме, Юпитер — это я!

— Ну, зачем же так, Кира Дмитриевна? — гость перестал улыбаться, голос его стал приторно доверительным. — Мы же с вами друзья!

— Разве? А я и не знала, — лучезарно оскалилась Кира. — Вы друг моего мужа, а это разные вещи.

Немного опешив от такой откровенной агрессии, Лаврентий молча доел пирожное и вытер губы салфеткой, вспомнив о цели своего раннего визита: ни ему, ни Борису Яковлевичу не удалось отстоять права Вячеслава Львовича — учредители прировняли его нынешнее положение к нетрудоспособности.

— Я приехал сообщить вам, Кира Дмитриевна, о завтрашнем собрании учредителей банка, на котором будут решать вопрос об акциях Вячеслава Львовича — учредители посчитали положение Вячеслава Львовича… очень непрочным и сомнительным, и поставили вопрос о передачи его акций под управление одного из учредителей. Собрание в двенадцать. Мне бы еще раз хотелось