Нарисую себе счастье - Марианна Красовская

Все засмеялись, и вопрос был закрыт.

Я же некоторое время еще размышляла о том, можно ли добиться правды и всеобщего благоденствия путем насилия. Наверное, даже можно. Правители стран нередко бывали тиранами, вводили жестокие налоги, суровые законы — стремясь исключительно к процветанию своей страны. Так и молодые северяне, маги, наследники древних родов, несомненно, ставили перед собой высокие цели. Как там Синицын сказал: справедливости для всех. Но все восхищение революционерами легко и просто разбивается об дуло пистолета, приставленного к твоему лбу.

Когда все поднялись из-за стола и проследовали в гостиную, матушка удалилась к себе. Марк, воспользовавшись моментом, вышел следом за ней. Аглая Озерова, сославшись на усталость, обратилась ко мне с просьбой проводить ее в какое-нибудь тихое место. Ей тоже было здесь неловко.

Славная молодая женщина, тихая и скромная. Мне она ужасно понравилась.

— Хотите немного полежать?

— Не отказалась бы.

— Посидеть с вами или лучше принести книгу?

— Вы очень любезны, Мари. Лучше книгу. Я обычно не такая бука, простите. Меня немного мутит и голова кружится.

— Вы в положении.

— Заметно, да?

— Самую малость. Уверена, мужчины даже не обратили внимания.

— Я их всех немного боюсь, — неожиданно призналась Аглая. — Они… сильные, властные, богатые. Особенно ваш Казимир. Простите, но он самый страшный из всех.

— Мне он кажется весьма симпатичным, — тихо усмехнулась я.

— Верю. Но он такой… жесткий. Суровый. Но только не с вами, да?

— Только не со мной, — кивнула я, заводя ее в одну из гостевых спален и помогая прилечь на постель. — Какую вам книжку поискать?

— Что-нибудь романтичное, пожалуйста. И без магии.

Я кивнула и сходила в комнату Ольги, где взяла с полки несколько любовных романов. Отдала Аглае, заглянула в кухню, где тоже было весело и шумно — кучеры и наши домочадцы как раз сели ужинать. Тут же нашлась и матушка, и Марк. Попросила Устю отнести Аглае горячего чая с пирожными, чтобы она не скучала.

Вернулась в гостиную, хотя лучше б осталась в кухне. Но статус супруги Казимира обязывал.

Вовремя.

Долохов, расслабленно раскинувшийся в любимом кресле с бокалом вина, которое он, кажется, только нюхал, кивнул мне и поманил к себе. Я подошла. Он поймал мою руку, усадил меня на подлокотник и громко сказал:

— Господа, у меня есть небольшое объявление.

Разговоры смолкли. Все обернулись к Казимиру. Тот выпрямился, тихонько вздохнул и веселым голосом продолжил:

— Все вы знаете, что я болен. У меня дырка в сердце, если изволите. Так вот, пришла пора сообщить вам, моим друзьям, что доктора вынесли мне приговор. Я умираю, жить мне осталось в лучшем случае до будущего лета.

У меня в ушах загрохотало. Я ведь знала об этом, но теперь прозвучавшие вслух слова словно обрели плоть. Запахло смертью, если позволите. Клянусь, я ощутила своей коже ее ледяное дыхание! Или то был сквозняк?

— Нет, это невозможно! — вскричала звонко Ольга. — Ты шутишь? Марк! — она огляделась и, не найдя своего мужа, вперила умоляющий взгляд в Озерова, тоже целителя: — Данил! Он шутит, да? Скажи мне, что это неправда!

— Это правда, Ольга, — грустно ответил Озеров. — Мы с Асуром осматривали его и поставили совершенно однозначный диагноз. Разумеется, тот же самый, что и Марк.

Плечи Казимира напряглись. Он нашел ладонью мои пальцы и крепко их сжал.

Ольга вдруг разрыдалась. Все остальные тоже выглядели подавленными.

— Что же, теперь я понимаю, зачем ты женился, — деланно улыбнулся Гальянов. — Хоть перед смертью и не надышишься, можно наконец отойти от дел и побыть немного счастливым.

— Отойти от дел? — усмехнулся Казимир. — Только не я. Напротив, я учу всему Мари. После моей смерти она станет владелицей фабрик. Я прошу вас ее всячески поддерживать. Ей нужны будут защитники и друзья. Сама представляете, что начнется.

— Молодая и богатая вдова, да еще такая хорошенькая, — протянула Синицына. — Да на нее коршунами нападут всякие… революционеры!

— И проходимцы навроде Анатоля Скворецкого, — усмехнулся ее супруг.

— А так же обрушатся всевозможные финансовые проверки, — добавил, поморщившись, Гальянов. — Я понял тебя, Казимир. Конечно, мы ее не оставим в трудную минуту.

В носу у меня защипало. Я порывисто поднялась и отвернулась от всех, будто бы потянувшись за кувшином с отваром, а на самом деле пряча слезы. Казимир очень благородный. Он не только оставляет мне, чужой для него женщине, все богатства, но еще и предоставляет личную гвардию. Уверена, его друзья позаботятся обо мне. Он и сам на их месте поступил бы точно так же.

— И, разумеется, я полностью оплачу учебу Ильяна и всех младших Пиляевых, — добавил Казимир, когда я подала ему стакан с лекарством. — Ольга, я создам фонд… ты будешь за это ответственной. Справишься?

Сестра его кивнула, всхлипывая.

Казимир медленно цедил отвар, оглядывая присутствующих.

— Спасибо, душа моя, за заботу. Каждое утро ты лично варишь для меня лекарство. Не думай, что я не замечаю. Однако, господа, что за унылый вид? Я еще не умер, полно меня хоронить раньше времени! Несите гитару!

Я изумилась. Гитару? У нас в доме есть гитара? Я впервые об этом слышу!

— Я принесу, — тут же вздрогнула Ольга. — Ты споешь нам?

— Разумеется. Сегодня буду петь о любви.

Я совершенно не понимала, как он может теперь веселиться. Все же мужчины — такие странные существа. Сидела рядом, с удивлением понимая, что Казимир и в самом деле играет — даже искалеченной рукой. У него получалось довольно ловко. А что голос у моего супруга приятный, я знала всегда. Он пел хоть и тихо, но красиво.

Потом гитара перешла к Гальянову, а я выскользнула из гостиной. В груди у меня было холодно и пусто, и никакие песни не могли заполнить эту ледяную бездну.

— Марк, можно тебя на пару слов? — заглянула я в кухню.

— Да, конечно, — поднялся целитель с готовностью. — Что-то случилось?

— Поговорим в кабинете.

Мы прошли в пустой кабинет Казимира, зажгли там свет. Я не знала, с чего начать, волновалась. Села на стул, снова вздохнула. Марк молчал, меня не торопил. Он вообще умел молчать, этот