Развод с ректором. Попаданка в жену дракона - Екатерина Гераскина

— Я не причиню тебе боли, — сказал он так тихо, что голос его был едва слышен. — Только… доверься мне. Ещё немного.

Я кивнула. Мне было страшно. Мне было жарко. Я понимала, откуда внутри такая волна доверия — и такая дрожь. Дарклэй опустил взгляд, и его ладони скользнули чуть ниже, вдоль внешней стороны моих бёдер.

Кожа будто вспыхнула. Я едва не всхлипнула — от напряжения, от воспоминаний, от того, что он был рядом.

Он приподнял край юбки. Медленно, будто боялся спугнуть, будто проверял мою реакцию.

Я не отпрянула. Но и не дышала.

Он смотрел не в глаза — смотрел туда, где под тканью могла быть метка. Та, которую он сжёг.

Юбка поднялась до середины бедра. Его пальцы скользнули к внутренней стороне.

И вот тогда я зажмурилась.

Потому что чувствовала — он дрожит. Не внешне. Внутри. Дракон, сидящий в нём, глухо урчал. Я почти слышала это. Слышала на каком-то ином уровне.

Он провёл кончиками пальцев вдоль метки.

Я раскрыла глаза и посмотрела вниз. Его брови были сведены, губы приоткрыты. Сейчас метку трогал не мужчина — зверь внутри него. Но и сам мужчина тоже был тут. Дарклэй делил тело и сознание со своим драконом.

Ровный круг виноградной лозы со спящим драконом внутри не выглядел, как рисунок или татуировка. Он был выпуклым, словно тонкий рубец, покрывающий мою кожу на внутренней стороне бедра. Метка не болела. Боль была лишь однажды — тогда, когда он выжег её. И то — мимолётной. Он обезболил меня даже в том состоянии, когда был вне себя, после того, как застал меня в постели с другим. Даже тогда... он не захотел причинить мне настоящей боли.

— Болит? — спросил он тихо.

— Нет… — мой голос дрогнул. — Только иногда она отзывается… на тебя.

Я едва могла говорить от его осторожных прикосновений.

Дарклэй прикрыл глаза, а потом склонился к самой метке. Я затаила дыхание, не в силах пошевелиться. Смотрела на его тёмную макушку, которая сейчас находилась слишком низко. Слишком провокационно близко к моим разведённым ногам.

И всё же он не касался кожи — почти. Его дыхание щекотало кожу, а пальцы застыли рядом с линией шрама. Он не спешил. Казалось, слушал. Чувствовал.

И я почувствовала, как внутри него дышит зверь. Тот, что мог разорвать любого в клочья— и вместо этого гладил меня пальцами. Осторожно. Почти с благоговением.

Я не знала, чего он ждёт. Что он хочет услышать или почувствовать. Но всё внутри меня сжалось, и я не могла отвести взгляда.

Он не поднимал глаз. Только его пальцы оставались на месте. И вдруг… метка чуть вспыхнула. Стало тепло.

Я с трудом сдержала стон. Все было слишком остро.

— Боги-и-и... — выдохнул он, будто сам себе не верил. — Она всё ещё есть. Есть... есть... — повторял он, уже шёпотом, как безумный, как одержимый. — Как я мог... Как мог... — его голос сорвался. В нём было всё: раскаяние, ярость, боль, нежность. — Я разорву каждого, кто посмел воздействовать на меня. Каждого. Кто осмелился встать между нами.

Он склонился ко мне ближе. Его дыхание обжигало.

— Рита... Моя Рита... — выдохнул он с такой одержимостью, что всё внутри дрогнуло.

Его губы коснулись метки внезапно.

Я едва не вскрикнула — не от боли, нет, — от волны, что прошла по телу, как если бы меня ударило током. Метка вспыхнула жаром, разлилась под кожей алым огнём, и сердце забилось в груди. Меня крыло. Дарклэй задержался, дыша прямо в неё, и это дыхание обжигало не меньше.

Я шумно вдохнула, стиснув пальцы о край стула, но руки задрожали. Я почувствовала, как он выдыхает, будто пьёт меня, вбирает в себя мой запах, мою суть, и сам теряет контроль.

— Ты пахнешь... фрезиями, — прошептал он, почти беззвучно. Словно откровение. Голос хриплый, срывающийся. Его ладони скользнули вверх по моим ногам — медленно, осторожно, будто он боялся, что я исчезну, если сделает резкое движение. Он гладил кожу, будто хотел запомнить её на ощупь. А я едва могла дышать.

Я потянулась, судорожно вцепившись пальцами в его черные, жесткие волосы. Он не отстранился — только зарычал. Метка заныла еще сильнее. Она отзывалась жаром, напряжением, и я чувствовала, как он это ощущает — дракон внутри него завыл, и мгновение спустя я услышала это по нашей связи.

Связь ожила. Заслона не стало. Внутри Дарклэя была буря и пламя. Я почти потеряла сознание от этого шквала — страсть, вина, желание, тоска — всё нахлынуло на меня. Он был на грани. Мы оба были на грани.

Он вновь коснулся губами метки. Дольше. Мягче. Почти благоговейно. Обвел ее языком. У меня перехватило дыхание, я выгнулась ему навстречу, не в силах сдержаться. Жар сжигал меня изнутри. Это было как прикосновение к чему-то древнему, священному, первобытному. Он гладил мои бёдра, будто выцарапывал ими на моей коже заклинания, а пальцы оставляли жаркие следы.

— Рита… — голос хриплый, он сам терял себя. — Боги…

Он уткнулся лбом в моё бедро, будто не в силах справиться с собой, а я всё ещё держалась за его волосы.

Я опустила ладонь ему на затылок. Он шумно дышал, кожа его раскалилась. Тело дрожало от сдерживаемой желания и тоски.

Я чувствовала, как метка вспыхивает то теплом, то почти болью. То, как магия внутри нас поднимается, живая, пульсирующая. Я зажмурилась, пытаясь удержать себя в этом моменте, но осознавала — я утопаю.

Его ладони стали двигаться все выше по бедрам. Сначала робко, словно спрашивая разрешения. Потом — уверенней. Вздох, сорвавшийся с моих губ, уже не был сдержанным.

Дарклэй чувствовал всё. Я чувствовала его. Буря внутри него была такой яркой, что её отражение жгло меня изнутри. Я тянула его волосы, сама не отдавая себе отчета.

Он подался ближе, вжимаясь в меня, губы — горячие, влажные — оставляли следы вдоль внутренней стороны бедра. Метка отзывалась пульсом. Она звала его. И он откликался.

— Ты моя… моя… — шептал он, почти срываясь. — Никто не посмеет больше встать между нами… Рита, слышишь меня?

Я кивнула. Слёзы выступили на глазах от этой ярости и любви, от слияния, которое мы не выбирали, но которое оказалось реальнее всего в мире. Мы не говорили. Наши тела, души, магия говорили за нас.

А он целовал метку снова, и снова, будто клятву