Сибирь - Настя Полос

что, если я не могу, папа, что, если узнай он правду, возненавидит? Что, если он единственный человек, который я не хотела бы, чтобы меня ненавидел?

Я не могла сказать ему правду.

Я могла продолжать делать то, что начала.

Могла закрыть глаза и отдаться тому, чего так давно желала. Но эти глаза…

…сводили с ума!

Я не могла сказать всего, но могла рассказать что-то безобидное, но, я уверена, важное для Дмитрия.

— Я хочу кое-что сказать.

— Прямо сейчас? — криво усмехнулся Дмитрий.

— Да.

Он собрался, моргнул пару раз. Беспокойство. Вот что теперь отражалось в его взгляде. Но он не убрал руку, продолжая большим пальцем водить по коже.

— Я… Я замужем, Дмитрий.

Палец застыл.

Мое сердце тоже.

Ты должна была лучше прятать его, глупая! Не должна была кого-то впускать! Посмотри! Посмотри на его глаза!

Рот Дмитрия скривился. Он сделал шаг назад. Опустил голову, бегая глазами по полу. Правая рука сжалась в кулак. Дмитрий тихо выругался:

— Черт!

Кулак с грохотом влетел в стену.

Мой рот, тот, что всегда был сжат в презрительную линию, задрожал. Я заторможено слезла со стола. Дмитрий не повернулся.

Грудную клетку сжало кольцом. Картинка перед глазами стала мутной.

Вероятно, я всхлипнула или, может, сделала слишком громкий шаг назад. Дмитрий вскинул голову, печально глядя на меня.

Это стало последней каплей.

Я обернулась и бросилась вниз по лестнице. На мне осталась лишь тонкая кофта. Обувь слетела, пока мы с Дмитрием целовались. Сердце укололо. Чертовы чувства!

— Елена! — послышался окрик сверху.

— Елена? — Леон поднял сонный взгляд с лежанки.

Но я не слышала и не видела.

Раскрыв тяжелую дверь, я выбежала на улицу.

Ноги в тонких носках утопали в снегу. Деревья ветвями, что хотели схватить, тормозили меня. Но я все равно бежала. Ледяной воздух морозил кожу. А мокрые волосы мгновенно превратились в острые иглы.

Но я бежала.

Сбегала.

От него.

От себя.

— Его уже не спасти.

— Папа! Пустите! Папа!

Из меня вырвался крик. Такой громкий и долгий, что сорвались связки. Но я продолжала бежать и кричать.

— Отрезайте! Оно же убьет ее!

— О… оно?

Я споткнулась и больно ударилась головой о кору. Картинка перед глазами закружилась, но я поднялась и побрела дальше, укрываясь руками.

— Это моя вина! Вы не понимаете! Это моя вина!

Холода я не чувствовала, но мой шаг замедлялся. Носки полностью промокли и замерзли. Но я шла.

— И знаешь что? Я буду продолжать это делать! Ради нее! Я обязана! Ха-ха-ха-ха-ХА-ХА-ХА!!!

Впереди расстилалась равнина, покрытая толстым слоем снега. Темная ночь открыла яркие звезды, а луна подсветила существо.

Это был красивый, величественный лось. Могучим тараном он смотрел прямо на меня, нагнув раскидистые рога. Лось был необычным. Его шерсть белая, а глаза красные. Альбинос. Урод. Вечно чужой. Вечный изгнанник. Соратники никогда не примут его, ведь он ошибка. Неправильный.

Лось стукнул копытом, выпустил облачко пара, фыркнул.

Вся жизнь вокруг нас замерла. Холод скрутил внутренности.

Король отверженных. Непризнанный хозяин пустошей. Принять смерть от такого же, как я.

Беглеца.

Лось издал рев. Но не побежал на меня. А мотнул головой в сторону несколько раз. А потом вновь посмотрел так, будто глядел в самую душу, и сбежал.

Я повернулась.

Передо мной возник силуэт.

— Это ты? — спросила я у него.

Словно услышав меня, повернулась.

Остановилась она — замерла я.

Большая, широкая, округлая. Женщина стояла от меня в нескольких метрах. Огромный живот полуоткрыт, и мне был виден синюшный цвет и полые вены. А высохшая кожа формировала младенческую фигурку внутри.

Зомби-матерь.

С обмороженной кожей она смотрела на меня, слегка склонив голову. Издала тихий стрекот и, будто ведомая памятью прошлой жизни, приложила жилистую кисть к животу.

Меня замутило, и я рухнула на колени. Из глаз брызнули слезы, а с горла громкий всхлип.

Я отдавала ночи свою боль, звездам свой крик.

Прижав руку к губам, я продолжала смотреть на зараженную, что потихоньку приближалась ко мне.

Я приготовилась.

Высоко задрав голову, я, тяжело дыша, смотрела на нее. Как вдруг…

…капелька крови со лба упала на снег.

Кап. Кап. Кап.

Зараженная дернулась, опустила лицо вниз. А потом повела голову назад.

Я проследила за этим движением.

Снег ворохом поднимался ввысь огромным облаком. Эта масса простиралась на многие метры в стороны. Я успела сосчитать до десяти, пока обвела всю линию взглядом.

Вся задрожав, наконец, ощущая холод, я опять посмотрела на Матерь, которая была поразительно ближе, чем в прошлый раз. Ее руки потянулись к моему лицу.

А потом она застрекотала. Так громко, что я зажала уши.

Не помня себя, не осознавая движений, я кое-как поднялась на ноги. Воздух вокруг меня схлопнулся, и я двигалась так медленно, но все же побежала обратно.

Я молила бога, молила дьявола, я молила всех, кого знала.

Потому что на нас двигалось стадо.

Глава 20

Я ввалилась на порог и рухнула на пол.

— Черт! Где ты была?!

Янис наклонилась и попыталась поднять, но я с силой вцепилась в ее запястья и прошептала лишь одно слово: «стад-до».

К нам подошел Айзек, непонимающе уставившись на сереющее лицо Янис. Макс по рации проговорил:

— Прием! Она здесь! В хижине!

— Что происходит?! — спросил Айзек.

Меня всю трясло, зубы не попадали друг на друга, и слова выходили смазано.

— С-стадо. Стад-до. Ст-а-адо.

— Елена!

Дмитрий с силой распахнул дверь, врезавшись в косяк. Его дыхание было тяжелым, будто бы он бежал. Увидев меня на полу, он бросился ко мне и обхватил руками, пряча в медвежьих объятиях. Его тепло стало спасительным, и я позволила себе расслабиться, но лишь на секунду.

За Дмитрием появился запыхавшийся Леон.

— Елена, что случилось?

— Стад-до. Сюд-да идет стадо. Сотни. Их с-сотни.

Дверь оставалась приоткрытой, и из щели дул морозный ветер, но даже он не так холодил, как осознание происходящего.

Лицо Дмитрия обреченно вытянулось. Эмоции сменялись друг за другом, останавливаясь на сожалении. Мгновенно все прошлое стерлось, мои тайны стали не важны. Я должна была сказать. Дать хотя бы шанс принять меня. Возможно… возможно, у нас могло получиться что-то настоящее. Но я испугалась и позволила страху править во мне уже слишком давно.

— Прости, — прошептала я.

Его челюсти сжались, и он порывисто притянул меня к себе, крепко-накрепко впиваясь губами. Поцелуй был жестким, неосторожным. Последним.

Дмитрий прощался.

Тепло живительной силой охватило меня со всех сторон. Я отвечала не менее пылко, вкладывая все свои извинения, сожаления и то, что не сумела сказать.

Кто-то кашлянул.

Я