Безжалостный король - Фейт Саммерс

рада, что ты согласен. Поэтому я не могу одобрить появление в спальне ребенка только потому, что он плачет каждые полсекунды, или делая ее своей хозяйкой. Это не дисциплина. И если на то пошло, дети должны научиться есть все, что вы им даете. Если они этого не делают, они вырастают капризными и истощенными.

— Что сделала Люсия, Эстель? — Я подвожу ее к сути.

— Сейчас она в комнате Мии, поет ей колыбельную и читает какую-то книгу.

Люсия умеет петь?

— А за ужином она настояла, чтобы Мия не ела рыбу, просто потому что ребенку она не понравилась, и приготовила ее отдельно, — фыркает она. — Я знаю, что звучу мелочно, но такие мелочи имеют значение. Именно они становятся больше.

Она действительно выглядит разъяренной.

— Я поговорю с ней, — выпрямляюсь я.

— Алехандро, — вмешивается она, прежде чем я успеваю уйти, и ее лицо принимает другое выражение. Беспокойство, но также и подозрение. — В свете того, что я сказала вчера, я скажу тебе, что я ей не доверяю.

Это заставляет меня задуматься, потому что ее жалобы на Люсию звучат так, будто кто-то чрезмерно заботится о моем ребенке.

— Почему?

— В ней есть что-то странное.

Я смотрю на нее сузившимся взглядом и пытаюсь подавить чувство, которое у меня есть по отношению к Люсии. Я не знаю, что именно я чувствовал вчера вечером, или, скорее, с того дня, как мы встретились, но я что-то почувствовал. То же самое, что заставило меня попросить Эрика копнуть глубже и проверить ее.

Но найти ничего не удалось, а в такое время я не могу позволить себе паранойю.

— Сегодня утром у нее был разговор по телефону, можно сказать довольно бурная дискуссия. Она сказала, что разговаривает с отцом, но у меня не сложилось впечатления, что она разговаривала с ним.

— Что она сказала?

— Я была слишком далеко, чтобы услышать. Это был просто тон ее голоса и то, как она смотрела вслед. Истощенная и злая.

Я прикусываю нижнюю губу и расправляю плечи. Я слушаю и впитываю ее слова, но в том, что она говорит, нет ничего неправильного, чтобы я мог что-то с этим сделать. На самом деле, похоже, Эстель подслушивала, а ей не следовало этого делать.

Этот звонок мог быть связан с семьей, и поскольку я знаю семейную ситуацию Люсии, а Эстель нет, я лучше всех могу понять. Черт знает, как она взбесится, если я скажу ей, что Люсия взялась за эту работу, чтобы быть моей секс-игрушкой и нянькой, чтобы помочь отцу выплатить долги.

— Эстель, я ценю тебя. Ты знаешь, что я ценю, но, учитывая обстоятельства, я не думаю, что нам следует искать больше проблем, чем у нас уже есть. Пока у тебя не будет чего-то более конкретного, я не буду беспокоиться о Люсии.

Она пристально смотрит на меня, вероятно, понимая, что я отмахиваюсь от нее, потому что не хочу, чтобы с Люсией было что-то не так.

Наконец она кивает, но выражение ее лица остается жестким.

— Ладно. Достаточно справедливо.

— Спокойной ночи, Эстель.

Она привычно склоняет голову и уходит.

Я наблюдаю, как она поднимается по лестнице и исчезает за углом, прежде чем налить себе еще порцию виски и тоже подняться наверх.

Я убираюсь, снимаю окровавленную рубашку и смываю с себя накопившуюся за ночь усталость.

Я натягиваю футболку с длинными рукавами и черные брюки, как будто не собираюсь спать.

Когда я смотрю на свою кровать и вспоминаю, где я провел прошлую ночь, я ловлю себя на мысли о красоте моего ребенка.

Сон — это самое далекое от моих мыслей, но замена стресса трахом — это еще одна проблема сама по себе. Последнее, что я хочу сделать, это стать зависимым от своей няни.

Теперь, когда я подумал о ней, я хочу ее увидеть.

Она уже знала, что меня сегодня не будет, но мне нужно изменить планы. Хотя бы просто увидеть ее.

Когда я дохожу до комнаты Мии и открываю дверь в арку, я слышу слабую мелодию пения. Я чувствую себя так, будто попал в диснеевский фильм, и когда я вижу, как Люсия читает Мии, которая свернулась калачиком в углу комнаты, со мной что-то происходит.

Что-то не поддающееся определению, что я могу только попытаться описать как перенесение в фантазию. Как будто какое-то заклинание заперло мои тяготы у двери, запретив им следовать за мной.

В то же время, невинность, как женщина, держащая моего ребенка напротив себя, я знаю, что мне не нужен был крепкий напиток. Все, что сделало виски, это сняло остроту. Мне нужно трахаться.

Я хочу снова трахнуть Люсию.

Мой пульс подпрыгивает, когда мой взгляд скользит по ее телу в этой пудрово-розовой ночной рубашке. Цвет усиливается ее сияющим оттенком. У нее V-образный вырез, который дает мне как раз нужный вид на ее грудь. Я могу сказать, что она не носит бюстгальтер.

Я окидываю взглядом эти стройные ноги и вспоминаю, как они обнимали меня, пока я снова и снова вбивался в нее, а она выкрикивала мое имя.

Мне нужно снова ее почувствовать, снова ее услышать.

Почувствовав на себе тяжесть моего взгляда, она поднимает голову и прекращает читать, заметив меня.

Я вхожу в комнату, и ее щеки краснеют.

Не утруждая себя тем, чтобы скрыть свои похотливые мысли в том, как я смотрю на нее, я смотрю. Я знаю, что она знает, что я хочу секса.

Больше всего на свете я хочу убежать от реальности внутри нее.

Я хочу погрузить свой член в ее теплое тело и потеряться в ее прикосновениях.

Судя по тому, как она на меня смотрит, я думаю, у нее та же идея.

Глава 21

Алехандро

Сексуальное напряжение усиливается по мере того, как я приближаюсь к ней, и все, о чем я могу думать, это как сорвать с нее одежду и трахнуть ее у стены.

Мне приходится себя контролировать, когда моя малышка смотрит на меня и ее глаза загораются так же, как когда я даю ей новую игрушку.

Я живу для этого. Для того, чтобы видеть, как моя девочка оживает каждый раз, когда она видит меня. Волнение в ее глазах не похоже ни на что, что я могу описать.

Она спрыгивает с колен Люсии и бросается ко мне с той энергией, которая обычно свойственна ей по утрам.

— Дядя, папа, папа, — лепечет Миа, когда я беру ее на руки, и это