Злодейка, приручившая Дракона - Аматариэль Джулианна Кортес

его голос был опасно спокоен. — Слухи, собранные слугой? Домыслы? И на основании этого ты обвиняешь в предательстве женщину, которая спасла жизнь сыну министра и облегчает мои страдания?

— Кай, это не домыслы, это факты! Их слишком много, чтобы быть совпадением! — взмолилась я.

— Фактом я считаю то, что я вижу, — он шагнул ко мне, и в его глазах был холод, которого я не видела даже в первые дни нашего знакомства. — Я вижу ее доброту. И я вижу твою ревность.

Эти слова ударили меня, как пощечина. Слова, которых я так боялась, были произнесены.

— Ты ревнуешь, Амелия, — продолжал он, и каждое его слово было как удар кинжала, в мое сердце. — Ты не можешь смириться с тем, что есть кто-то, кто может дать мне то, чего не можешь дать ты. Покой. И поэтому ты решила уничтожить ее. Очернить. Придумать эту чудовищную, грязную интригу. Я разочарован в тебе. Я думал, ты выше этого.

— Это не интрига! Это правда! — выкрикнула я, чувствуя, как слезы ужаса и обиды подступают к горлу.

— Докажи! — потребовал он. — Предъяви мне хоть одно неопровержимое доказательство! А не слухи которые ты получила слуг и твои жалкие подозрения!

Но у меня не было неопровержимых доказательств. У меня была лишь логика, которую его сердце, тоскующее по свету, отказывалось принимать.

— Я не прошу тебя верить мне на слово, Кай, — сказала я, заставляя себя успокоиться. Я отступила на шаг, создавая дистанцию. Убрала из голоса эмоции, оставив лишь холодный расчет. — Я прошу тебя проверить. Ты генерал. Ты стратег. Ты видишь ловушки там, где другие видят удачу. Отбрось свои чувства и посмотри на ситуацию как на военную кампанию. Враг ввел в твой лагерь своего агента. Агента с идеальной легендой. Агента, который втирается в доверие к командующему, предлагая ему то, в чем он больше всего нуждается. Разве это не классическая тактика?

Он молчал, но я видела, что мои слова достигли цели. Я говорила не с мужчиной, а с генералом. И генерал не мог игнорировать логику.

— Проверь ее, — повторила я. — Не говори ей ничего. Просто наблюдай. Устрой ей ловушку. Дай ей ложную информацию и посмотри, окажется ли она у канцлера. Попроси ее сделать что-то, что противоречит ее «светлой» натуре, и посмотри на ее реакцию. Просто… не доверяй ей слепо.

Мужчина долго смотрел на меня. В его глазах бушевала битва. Битва между его отчаянной надеждой на исцеление и его врожденной подозрительностью.

— Хорошо, — наконец произнес он глухо. — Я проверю. Но если это окажется твоей ложью, Амелия… если я пойму, что ты очернила невинного человека из-за своей ревности… то тот союз, что мы заключили, будет расторгнут. И я никогда больше не смогу тебе доверять.

Он развернулся и вышел из комнаты, оставив амулет, подаренный Элайрой, лежать на столе.

От бессилия рухнула в кресло, дрожа всем телом. Я сделала свой ход. Раскрыла свои карты. Но я не знала, к чему это приведет. Я посеяла в его душе семя сомнения. Но вместе с ним посеяла и семя недоверия ко мне.

Наш хрупкий мир был разрушен. И теперь мне оставалось только ждать, какой из этих двух ростков взойдет первым.

Глава 31

Хрупкий мир, который мы построили, не просто был разрушен. Он замерз. Лед, который я так долго и мучительно топила в его душе, вернулся, но теперь он был направлен не на весь мир, а на меня одну. Дни после моего признания превратились в пытку тишиной и вежливой холодностью.

Кай сдержал свое слово. Он начал проверку. Но его проверка была обоюдоострым мечом. Мужчина отдалился от меня, соблюдая лишь внешние приличия. Мы все так же ужинали вместе, но наши разговоры стали формальными, лишенными былой интимности. Он больше не делился со мной своими мыслями, не искал моего совета. Генерал заперся в своей цитадели из недоверия, и я чувствовала, что с каждым днем стена между нами становится все выше. Ночи стали самыми мучительными. Он больше не приходил в мою спальню. Я спала одна в огромной холодной кровати, и его отсутствие было физически ощутимым, как незаживающая рана. Я знала, что он страдает один, борясь со своим проклятием, и мое сердце разрывалось от бессилия. Я дала ему оружие против врага, но это же оружие он теперь направил против нашего союза.

Я видела, как он наблюдает за Элайрой. Он стал проводить с ней больше времени, но это было не то общение, что раньше. Генерал Кай приглашал ее на прогулки в сад, вел с ней долгие беседы о ее даре, о ее деревне, о богах. Он был безупречно вежлив и внимателен. Мужчина давал ей веревку, ожидая, когда она начнет вить из нее петлю. А я наблюдала за этой игрой со стороны, и ревность смешивалась с ледяным страхом. Что, если я ошиблась? Что, если она действительно невинна, а все мои доказательства — лишь цепь чудовищных совпадений? Тогда я не просто потеряю его доверие. Я потеряю его навсегда.

Ловушка, которую он приготовил, была гениальной в своей простоте.

Однажды во время одной из таких бесед с Элайрой в саду, Кай, как бы невзначай, упомянул о «проблеме» с поставками серебра из северных рудников. Он говорил о том, что гвардия на границе осталась почти без жалования, что зреет недовольство, и что он будет вынужден в ближайшее время отправить туда значительную часть своей личной казны под слабой охраной, чтобы предотвратить бунт. Мужчина говорил это с досадой, изображая слабость и озабоченность, делясь «государственной тайной» с единственным «чистым» человеком, которому он мог доверять.

Это была ложь от первого до последнего слова. Караван с золотом действительно должен был отправиться на север, но по совершенно другому, секретному маршруту и под защитой его лучших воинов. А тот караван, о котором он рассказал Элайре, был приманкой. Пустышкой.

Я знала об этом плане, потому что, несмотря на нашу холодную войну, он все еще считал меня своим стратегом. Кай изложил мне план сухо, по-деловому, как одному из своих генералов, и я, так же сухо, одобрила его, не выдав ни капли своих эмоций.

Теперь оставалось только ждать.

Два дня ничего не происходило. Элайра была все так же мила, добра и заботлива. Она продолжала присылать генералу свои «исцеляющие» амулеты, которые он молча принимал и откладывал в сторону. Моя тревога росла. Я начала думать, что проиграла.

А на третий день Тим, бледный как смерть, проскользнул в мои покои.