Развод. Горький яд моей мести - Милана Усманова

он сквозь слезы, – это не просто вещь. Это… это как передача эстафеты. Мой старый служил мне верой и правдой тридцать лет. А этот… этот будет свидетелем моего нового начала. Моего примирения с сыном.

Он неловко обнял меня одной рукой, продолжая прижимать к себе подарок.

– Спасибо тебе, милая. За всё. За то, что ты вернула мне надежду на то, что еще не всё потеряно в этой жизни.

Мой папа, стоявший рядом, тоже смахнул слезу. А мама открыто плакала, глядя на эту сцену.

Когда объявили посадку на рейс в Лондон, Лев Борисович крепко пожал руку отцу, поцеловал маму в щеку, а меня обнял так, словно прощался с родной дочерью.

– Построй что-нибудь красивое, пока меня нет, – сказал он мне на прощание. – А я постараюсь закончить строительство моста к своему сыну. У нас с тобой теперь есть общее дело – архитектура человеческих отношений.

Мы махали ему рукой, пока он не скрылся в зоне досмотра, неся в руках коробку с пиджаком, как самую дорогую реликвию…

Свой день рождения в конце июня я впервые за много лет отмечала не в шумном ресторане, а дома, с родителями. Мы сидели на кухне, ели мамин фирменный пирог, пили чай и просто говорили. В этот тихий семейный вечер я чувствовала себя абсолютно счастливой.

Я вернулась в квартиру бабушки поздно. Вышла из такси раньше необходимого, и прогулялась по вечерней, сияющей тёплыми огнями, Москве. Я чувствовала приятную усталость и спокойствие.

Оказавшись у себя, прошла в спальню, но не успела переодеться – в дверь вдруг позвонили. Мелодичная трель эхом разнеслась по дому.

Удивлённо вскинула брови – я никого не ждала.

Посмотрела в глазок. На пороге стоял он. Александр.

Сердце пропустило удар.

Он был в простом кашемировом джемпере и джинсах, без своей обычной брони из дорогого костюма. В одной руке он держал небольшой торт, в другой – огромный букет моих любимых пионов.

Я медленно открыла дверь. Мы стояли и молча смотрели друг на друга. Он выглядел уставшим и немного растерянным.

– С днем рождения, Елена Викторовна… – наконец сказал он. На его губах появилась его редкая, чуть кривоватая улыбка. – Пригласите? Или так и будем стоять в дверях?

Я молча, всё ещё слегка шокированная, посторонилась, пропуская его внутрь. Нежданный гость перешагнул порог, снял обувь, прошел в гостиную, поставил торт и цветы на стол, оглядел мой небольшой, но уютный зал. Его взгляд задержался на чертежном столе, заваленном эскизами, на полках с книгами по архитектуре, на большом окне с видом на соседние дома.

– Красиво, – сказал он искренне, повернувшись ко мне. – Очень… вы.

– Что вы здесь делаете, Александр? – только и смогла спросить я, все еще находясь в некой прострации.

В его синих глазах я увидела что-то новое. Не ледяную уверенность, не профессиональную отстраненность. Ранимость. Сомнение. Что-то очень человеческое.

– Я не знаю, – честно ответил он. И жутко растерянно, настолько, что я едва сдержала понимающую улыбку. – Я холостяк по жизни, Лена. Убеждённый. Я строил карьеру, зарабатывал деньги и был уверен, что отношения – это уязвимость, которой я не могу себе позволить. Все эти полгода я пытался выбросить вас из головы. Говорил себе, что это было просто дело. Сложное, интересное, но просто дело. Что нас ничего не связывает.

Его синие глаза смотрели серьезно и тревожно.

– Но я каждый день вспоминал наш разговор в том ресторане. Вспоминал, как вы говорили про своего отца. Как вы трепетно относитесь к моему и переживаете за него. Как вы обещали построить мост. И я понял, что проиграл. Моя логика, мои правила, мой цинизм – всё это рассыпалось в прах.

Он остановился в шаге от меня.

– Я не знаю, что из этого выйдет. И я понимаю, что после всего, что вы пережили, последнее, что вам нужно – это новые сложности. Но я очень вас прошу… позвольте мне за вами поухаживать. По-настоящему. С походами в кино, с дурацкими прогулками в парке, с ужинами, на которых мы не будем говорить о работе. Позвольте мне попробовать построить что-то настоящее. Вместе с вами.

Он стоял передо мной – эта «акула», этот «хищник», – и был таким уязвимым и таким искренним… И я поняла, что моя война действительно окончена. А впереди – чистый лист. И, возможно, новый, самый главный проект в моей жизни.

Очень хотелось в это верить.

Я смотрела в его сапфировые, глубокие, как океан, глаза и, впервые за много-много месяцев, улыбнулась. По-женски лукаво.

– Для начала, – ответила я, – давайте выпьем чаю. С тортом.