Развод. Горький яд моей мести - Милана Усманова

Закревский сипло дышал, но упрямо продолжал:

– Знаешь, что самое болезненное? Сын вырос и даже прекрасно знает русский язык, впрочем, когда сильно волнуется, становится слышен акцент, и выбрал профессию юриста, но направление кардинально противоположное моему. Не идеалистическая защита униженных и оскорбленных, а прагматичное, высокооплачиваемое корпоративное право. Он сознательно пошел в ту сферу, которую я всегда презирал. Стал зарабатывать больше меня в сто раз, работая на олигархов и корпорации.

– Он сделал это, чтобы доказать мне, что можно быть успешным, не сжигая себя на работе. Что можно иметь талант и при этом жить нормальной жизнью, иметь семью, дом, стабильность. Он показывал мне, что мой путь – это путь дурака.

Лев Борисович посмотрел на меня болезненно ясными глазами.

– И знаешь что, Лена? Он оказался прав. Я спас десятки людей. Но потерял единственного человека, которого должен был спасти в первую очередь – своего сына. Я не дал ему ни фамилии, ни детства в здоровой семье.

– Но он здесь, – тихо сказала я. – Он бросил всё в Лондоне и прилетел к вам. Не для того, чтобы доказать вашу неправоту. А потому что вы его отец. И он вас любит. Даже если и не признаётся в том сам себе.

– Когда вчера утром он вошел в эту палату, я едва не взлетел на крыльях счастья… Лена, я не видел его три года. Мы поссорились во время его последнего визита в Москву: Сашка пытался убедить меня уйти на пенсию, заняться наконец собой. А я назвал его циником, сказал, что он продал душу дьяволу. Мы расстались в ссоре… Саша умнее меня. Всегда был умнее, – Закревский снова закрыл глаза. – Если вдруг он будет резок с тобой, не обижайся на него. Он не умеет показывать тепло, этому не учатся в английских частных школах. Но он хороший человек, просто научился обходить стены там, где я всю жизнь пытался их ломать.

Мы помолчали. За окном палаты виднелся серый московский день. В тишине комнаты звучало мерное попискивание приборов.

– Лев Борисович, – наконец сказала я, – ваш сын спасёт меня. Я это чувствую. Но знаете что? Возможно, я смогу помочь ему найти дорогу к вам. В благодарность за всё, что вы для меня сделали.

Старый адвокат открыл глаза и пристально посмотрел на меня.

– Только не стань для него безнадёжным делом, дочка Виктора. Он и так слишком многим жертвует, прилетев сюда.

– Не стану, – пообещала я. – Потому что я – не безнадежное дело. Я архитектор. И я знаю, как строить мосты.

Я встала, подоткнула под него тонкое одеяло, поцеловала в морщинистую щёку.

– Поправляйтесь. Нас ждет большая победа. И я хочу, чтобы вы её увидели. Ощутили её бодрящий вкус на языке.

Глава 21

Черный седан Александра бесшумно скользил по улицам Москвы. Водитель молчаливо вел машину, время от времени поглядывая в зеркало заднего вида: профессиональная привычка человека, привыкшего к опасности. Я смотрела в окно на знакомые улицы, теперь казавшиеся декорациями к другой жизни. Той жизни, где я была женой, совладелицей компании, успешным архитектором. Теперь все это было в прошлом, как выцветшие фотографии в старом альбоме.

Я чувствовала себя опустошенной и одновременно собранной. Разговор со Львом Борисовичем оставил горькое послевкусие чужой трагедии, но в то же время он дал мне то, чего так не хватало – перспективу. Моя боль, моя война – были не уникальны. И я была не одна.

Шикарные апартаменты в «Москва-Сити» встретили меня тишиной и запахом дорогого парфюма, который оставил после себя Александр. Это пространство все еще было чужим, холодным, но теперь оно казалось не тюрьмой, а скорее командным бункером. Безопасным, функциональным, защищенным. Я сбросила туфли, прошла к барной стойке, налила себе воды из дорогого французского кулера и подошла к огромному панорамному окну.

Столица лежала у моих ног, раскинувшись во всем своем вечернем великолепии. Огни небоскребов отражались в Москве-реке, создавая причудливые узоры. Где-то там, в этом океане света, жили и работали люди, которые меня предали. Марк сейчас, возможно, сидел в своем кабинете, планируя новые интриги. Ольга наверняка от него не отставала. Но впервые за месяцы я смотрела на город не как беглянка, а как стратег, изучающий карту предстоящих сражений.

В дверь дробно постучали. Я спокойно подошла к ней и открыла. На пороге, закрывая собой весь обзор, замер Александр.

– Добрый день, Елена Викторовна, позволите войти?

– Доброе! Конечно, проходите, – кивнула я, посторонившись.

Он вошел бесшумно, как большая хищная кошка. Одним движением снял пиджак, небрежно бросил его на спинку дивана из итальянской кожи. Его энергия изменилась. Вчера утром в суде этот загадочный мужчина был ледяным, непробиваемым хищником, контролирующим каждую эмоцию. Сейчас в его синих глазах горел азартный, почти весёлый огонь победителя, почуявшего слабость противника.

– Ну что, Елена Викторовна, поздравляю, – торжественно сказал он, протягивая мне свой телефон. – Первый камень брошен.

На экране была открыта страница одного из самых влиятельных телеграм-каналов о бизнесе и политике. «Московские инсайды», подписчиков больше полумиллиона, читательская аудитория – вся бизнес-элита страны. Я увидела короткий пост, набравший уже тысячи просмотров и сотни комментариев.

«Источники, близкие к правоохранительным органам, сообщают о внезапном интересе ОБЭП к деятельности ряда малоизвестных консалтинговых фирм. Особое внимание привлекает некая ООО «Фин-Стратегия», чей директор, Руслан Тарасов, по слухам, является давним другом и партнером по «деликатным вопросам» известного девелопера Марка Захарова, чья компания «Строй-Инновация» сейчас находится в центре корпоративного скандала. Совпадение? Не думаем».

Коротко. Ёмко. Убийственно.

Никаких прямых обвинений, но яд уже был впрыснут в кровеносную систему деловой Москвы. Имена названы. Связь обозначена. В комментариях уже началось активное обсуждение, кто-то требовал подробностей, кто-то делился слухами, кто-то выражал «озабоченность» ситуацией.

– Сейчас телефоны Марка и Тарасова разрываются от звонков, – с плохо скрываемым удовлетворением сказал Саша, после того, как я вернула ему сотовый. – Инвесторы, партнеры, журналисты. Они будут всё отрицать, но репутационный ущерб уже нанесён. Инвесторы начнут задавать неудобные вопросы. Партнеры нервничать и пересматривать контракты. Банки внимательнее изучать кредитные заявки. Это только начало большой игры.

Он расстегнул запонки, закатал рукава дорогой рубашки. Жест был простым, но почему-то очень личным, интимным. Впервые я видела его не в полной боевой экипировке.

– А теперь, – он посмотрел на меня, – нам нужно обсудить второй этап. И вам необходимо поесть нормальной еды. Я заказал столик в ресторане. Пообедаем и поговорим.

Я хотела возразить, сказать, что мне не до ресторанов,