Замужем за немцем - Света Беккум

день работы в 1-й хирургии. На утренней пятиминутке выяснилось, что опять кто-то заболел, а студентка медучилища, проходящая здесь практику, переводится в другое отделение, где сразу две сестры ушли в декрет.

Две прибывшие на работу одинакового вида – маленькие, конопатые и с большими руками медсёстры Казимира и Катаржина, поворчав между собой и разделив пациентов на двоих, когда должно быть четверо, побежали по палатам. Первым делом необходимо было подготовить больных к предстоящим на сегодня операциям.

Мне было велено подготовить пациента к операции «паховая грыжа», и, вооружившись резиновыми перчатками и одноразовыми бритвенными станками, я осторожно постучала в дверь.

Промелькнувшая мимо меня по коридору Катаржина (или Казимира?) торопливо бросила в мою сторону ехидный взгляд: «Давай-давай, работай! Ты ж медсестра!»

– Гутен морген, майне херрен! – я решительно вошла в палату и включила свет.

Пациентом с паховой грыжей оказался молодой, что называется «в самом соку», накачанный парень с ровным загаром и чёрной бородкой эспаньолкой.

Тонкие восточные черты лица «Тамерлана» выражали растерянность и страдание.

Впечатление было такое, что он никогда не болел даже насморком и теперь впервые в своей жизни оказался в больнице. Поэтому всех работников в белых халатах изначально воспринимал как потенциальных мучителей.

Моей задачей было выбрить начисто паховую область вместе с прилегающими к ней мужскими органами. Затем переодеть больного в операционную рубашку, одноразовую медицинскую шапочку и белые эластичные противотромбозные чулки. И ещё раз предупредить, что есть, пить и курить до операции категорически запрещено.

И тут возникли две проблемы. «Тамерлан» не хотел бриться. Он хотел курить.

Конечно, врач ему всё объяснил! Конечно, он понимает, что грыжу надо удалять! Ну да, а для этого надо бриться. А для этого надо снять трусы… Ой, мучение какое в этой больнице… Ну ладно, вот она… Брейте…

Я сменила семь станков, пока добилась результата. Наконец-то операционное поле было подготовлено, и мы оба облегчённо вздохнули. Восточный красавец надел на голое тело чистую широкую рубаху до колен с завязками на спине и нехотя натянул противотромбозные чулки и зелёную одноразовую шапочку.

– Ложитесь под одеяло и ждите, – скомандовала я. Время начала операции я не знала, но была довольна результатом – лежит, понимаешь, как огурчик, к хирургическому вмешательству готов!

Остаток смены я провела в катании кроватей с пред- и послеоперационными больными до оперблока и обратно.

Кровати были тяжёлые, бледные от переживаний больные боялись за свою жизнь, оперблок находился на самом верхнем этаже, а у лифтов, как обычно, стояла очередь. Поэтому путь «без кровати» я проделывала по лестнице пешком, и у меня от непривычки заныло колено.

В тот день нехватка персонала оказалась заразной. Операционная очередь продвигалась очень медленно, и бедный «Тамерлан» нажимал каждые полчаса кнопку вызова с единственным вопросом: «Когда?»

На пятый раз я перестала заходить в палату, и парень выбрался наружу сам.

Он вышагивал гигантскими шагами по коридору, огромный, загорелый «воин Тамерлан» в белых чулках, зелёной шапочке и завязанной сзади операционной рубашке, сквозь полы которой мелькал его крепкий голый зад, и сопровождал мою беготню с кроватями укоризненными страдальческими взглядами.

Через три часа безответного ожидания он не выдержал и накурился в туалете.

Приговор хирургических сестёр польского происхождения был строг и обжалованию не подлежал:

– Домой!

О следующей возможности привести в порядок свою грыжу больному было обещано сообщить по телефону дополнительно.

Потирая правой рукой разнывшееся колено, я ехала на своей легковушке домой, когда вдруг в голове всплыли строки поэта, писавшего когда-то на персидском языке:

«И зноем дня не будет опалён

Тот, кто в терпенье гордом закалён».

Больному «Тамерлану» терпения сегодня явно не хватило.

Хватит ли мне?..

Глава восьмая. Волонтёрство

Дни шли за днями, недели за неделями, а я всё продолжала катать кровати, мерить пульс и убирать за больными подносы с остатками обедов.

Мои робкие попытки влезть в более специфичные сестринские дела тут же пресекались вызовами в палаты всегда чего-то хотящих пациентов, которые жали на красные кнопки возле своих тумбочек. И тогда Казимира, разливающая микстуры в пластмассовые рюмочки, переглядывалась с Катаржиной, строчащей сестринские «репортажи» в истории болезни, и они нервно-вежливо просили в один голос:

– Светлана, не могла бы ты посмотреть, чего хотят больные?

Конечно, я могла.

Послеоперационные больные хотели пить и писать. И я подавала стакан с минералкой и подставляла судно или утку. Или они хотели получить карту доступа к телефонному аппарату. И я бежала на первый этаж и покупала карту в больничном автомате. Или они хотели повернуться на другой бок…

Выполняя эти нехитрые задания, не требующие от меня никакой квалификации, кроме умения быстро перемещаться от одного объекта к другому, я вежливо улыбалась пациентам, польским медсёстрам и самой Богухвале.

По выражению её лица было видно, что она меня недолюбливает, но я не могла себе представить, за что.

Немногочисленные немки появлялись на работе чаще во вторую смену и работали на полставки. На меня они смотрели сквозь пальцы, не утруждая себя излишними вопросами – кто я, откуда и зачем.

И это было странно.

Странным мне казалось и то, что вместо привычных санитарочек, которые в России назывались «младший медперсонал», в немецкой больнице работали различные помощники. Индийские сёстры милосердия католического ордена, абитуриенты, не поступившие в этом году, студенты медицинской школы и сердобольные пенсионерки.

Трудилось большинство из них, так же как и я, абсолютно бесплатно. В лучшем случае они получали какие-то деньги от биржи труда. Из своего российского опыта я не припоминала в нашей первой городской больнице никаких бесплатных помощников, кроме родственников с банками горячего куриного бульона.

Здесь можно сделать небольшое отступление и остановиться на теме бесплатного общественного труда, а по-немецки Ehrenamt.

Словарь переводит это слово на русский язык как «волонтёрство».

В моей молодости все организованные свыше акции на нашей работе всегда были добровольно-принудительными. Российские медсёстры подметали больничный двор на городском субботнике, сажали деревья и проводили в школах просветительские беседы.

Но мне и в голову бы не пришло назвать всё это волонтёрством.

И только здесь, в Германии, я удивилась, какой большой объём абсолютно бесплатной работы несут на себе граждане этой страны.

Каждый год на нашем местном телевизионном канале проводился конкурс на «самого ангажирующего себя обществу бюргера», заявки на который высылали втайне от самого героя его родные или друзья. И тогда съёмочная группа заставала героя в разгар его добрых дел.

Сюрприз!

Смущённый бюргер, разливающий горячий суп бездомным, не хотел расставаться с половником и отмахивался от благодарностей известной фразой «Каждый на моём месте поступил бы так же».