Мой босс - злодей любовного романа - Марина Орлова

мужчин? — опустила я голову, чтобы скрыть потерянный и огорченный взгляд. Киллиан не ответил, но я продолжила: — С тех пор ничего не изменилось: я должна быть уверена в верности своего мужчины, потому что никогда не прощу измены, — сказала я и с силой сжала ткань на своем подоле, мысленно умоляя меня простить за такие жестокие слова, которыми я ударила его по больному не хуже пощечин. Наверняка ему сейчас очень горько и обидно...

- Ты... ты никогда меня не упрекала, — немного погодя, произнес он тихо. Поднять лицо и проверить его выражение лица мне было стыдно и страшно, потому я держала взгляд опущенным, нервно теребя подол платья. — За все два года, несмотря на всех женщин, ты не упрекнула и... не спросила причин моего поведения. Ведь это... неправильно, аморально...

— Вы свободный и взрослый мужчина. Ни я, ни кто-либо другой не имеет права лезть в вашу личную жизнь и тем более осуждать, — твердо произнесла я.

Почему-то мне почудилось, что он грустно улыбнулся, хотя и не могла этого видеть.

— Да, ты всегда была такой... профессиональной: утешала и оправдывала... — усмехнулся Киллиан с невеселыми нотками. — И мне было комфортно с тобой.

Впервые рядом с кем-то я не чувствовал себя... мусором и демоном. Ненадолго я забыл про чувство стыда, меня принимали таким, какой я есть... Но это — самообман. Ты тоже отказываешься от меня в итоге... — печально произнес он, а в моей груди защемило. В носу защипало, а глаза увлажнились, но я упрямо прикусила губу, чтобы остаться неподвижной. — Что... Что если я скажу, что моему аморальному поведению... есть причина? Что, если я раскрою тебе свой самый страшный секрет, который мучает меня всю жизнь? — задал он вопрос напряженным тоном, наполненным отчаянной надеждой. — Секрет, за который мне стыдно и страшно, потому никогда и никому о нем не рассказывал.

— Я скажу, что это ничего не изменит, — заставила я себя выдать эти слова. Было так нестерпимо больно и обидно. Наконец он раскрыл мне душу, доверился, но я вынуждена так безжалостно его отвергнуть... — Какой бы ни было причина, итог будет один несмотря на то, что будет оправдан обстоятельствами. Я надеюсь, что вы разберетесь с этой причиной, и верю, что добьетесь успеха, — заверяла я. — Но в этом я вам больше не помощник, — все же подняла я лицо и слабо улыбнулась, сдерживая слезы. — Я хочу запомнить вас как доброго и честного начальника, а не как мужчину, который разбил мне сердце.

— Я... понял... — глухо произнес он, как раз в тот момент, когда в кабинет принесли блюда.

Ужинали мы в оглушающем молчании.

 

***

Вот и настал мой последний рабочий день. После того разговора с Киллианом мы практически не общались, ощущая общую неловкость. А завтра все это закончится...

Признаться, у меня были двоякие чувства по этому поводу. С одной стороны, я приложила много сил и пожертвовала двумя годами своей жизни ради этого момента. С другой... откуда это неприятное, гнетущее чувство в груди, точно теряю что-то важное?

Я ни разу, ни на секунду не забывала, что Киллиан не может мне принадлежать.

Дело вовсе не в том, что я искренне верила в его любовь с первого взгляда к главной героине, хоть и ожидала чего-то подобного. Я не настолько наивна и понимаю, что, как сюжет, так и характеры героев могут измениться от моего вмешательства. Но оставалась одна основная проблема: проклятье Нокса.

Мне было его искренне жаль, я не осуждала и поддерживала, насколько это возможно, и сделала все, чтобы помочь ему с ним, приведя к нему в руки Рози, у которой был если не полный ответ, то информация. Вот только... черт его знает, какое именно условие нужно соблюсти для снятия этого проклятья! Это может быть что угодно! Вдруг ему нужно будет переспать с Рози определенное количество раз, а мне что в это время делать? Свечку держать и покорно ожидать чуда и собственной очереди?

Потому держала сердце закрытым на замок, несмотря на то, что Киллиан стал мне дорогим человеком, со всеми его недостатками характера. Однако после признания Киллиана, все слишком запуталось, и я совру, если скажу, что не ощутила огорчения или сожаления.

— Вот, кажется, и все, — вытерла пот со лба, сбегая от эмоциональных проблем, с головой нырнула я в работу, отчего управилась даже на день раньше, чем думала.

— Поздравляю, Рози, ты отлично справилась, — улыбнулась, посмотрев на поникшую Розали, которая прижимала к груди папку с документами, которые я торжественно отдала ей, чем ознаменовала передачу власти. — Теперь ты официально и на постоянной основе становишься единственным помощником герцога Нокса, положила я поверх бумаг еще и связку ключей от сейфа и кабинетов.

Рози не ответила и как будто проигнорировала мои слова, с огорчением смотря перед собой. Помня признание Нокса, что эти двое скооперировались, чтобы удержать меня, я долго ломала голову, чем могла так понравиться главной героине романа (эротического!) жанра. Исходя из описания, по своей натуре святая Розали питала слабости ко всем несчастным. Другими словами, у нее был глубокий комплекс спасителя, под который сначала попал «пропащий и аморальный» Киллиан, и которым затем воспользовался социофобный Гейн.

Вот только, если с этими двумя я была согласна, что им нужна была помощь, причем Гейну не мешала бы еще и психиатрическая, то я тут каким образом? Как ни крути, но себя я к «несчастным агнцам» приписать не могла, потому привязанности Рози не понимала.

— К чему уныние? — попыталась я приободрить Розали, которая сейчас как никогда была похожа на унылого воробушка. — Разве есть причины?

— Мисс Элла, вам обязательно уходить? — помявшись, спросила она негромко и подняла на меня огромные и глубокие карие глаза, на которые я на мгновение зависла. После опомнилась, тряхнула головой и снисходительно вздохнула. — Я слышала, что господин предоставил вам лучшие условия. Ко всему прочему, вы сами говорили о том, какой он замечательный... Почему бы вам не остаться еще хотя бы на год?

— Рози, — обхватила я ее за плечи и из-за разницы в росте, посмотрела сверху вниз во влажные глаза. - Мне и без того тяжело. Я посвятила этой должности и месту годы своей жизни. А теперь я должна уйти.

— Почему? — задрожал ее подбородок. — Я