Красивый. Наглый. Бессердечный - 2 - Кира Туманова

не могу уснуть. По привычке рука тянется к телефону, хочется проверить, в сети ли Кир. Меня этот нехитрый ритуал как-то поддерживал на плаву. Иногда тыкала в контакт брата и смотрела время его захода в мессенджер. Он где-то есть, я не одна. И меня это успокаивало.

Вспомнив, что Лев лишил меня и этого, опять злюсь. Мозгами понимаю, что давно нужно отвыкнуть от наркотика по имени Кир, но гадко от того, что позволила Льву распоряжаться своим телефоном.

Почему я такая бесхребетная и пугливая? От того, что одна? От того что так отчаянно хочу кому-то поверить и довериться?

Нет, так больше нельзя! Нужно что-то делать. Иначе я просто сойду с ума.

Крадусь вниз тихо, будто я не в своём доме, а пробралась в чужой. Мне хочется подышать свежим воздухом.

В прихожей, в полумраке, ждёт коробка. Остановившись у дверей, смотрю на неё, как на змею, свернувшуюся кольцами. Последняя весточка моей первой запретной любви. Ужасно хочется посмотреть!

Рука сама тянется к крышке, но я отдёргиваю её. Нет! От Кира не стоит ждать приятных сюрпризов. Только всё равно смотрю на коробку, как завороженная. Сквозь полупрозрачные стенки рассматриваю острые бумажные уголки.

Так это документы! Наверное, юрист передал. Явно, меня это тоже касается.

Руки всё равно дрожат, когда я снимаю крышку. С удивлением кручу в руках квадратик пожелтевшей фотографии, с которой на меня смотрит грустная женщина. Совсем юная.

- Красивая... – задумчиво шепчу, откладывая портрет в сторону.

Поверх пожелтевших бумаг лежит свежий листочек, выдранный из простой школьной тетрадки в клетку. Свернут пополам.

Неспешно беру листок в руки и разворачиваю.

«Дорогой сын. Думаю, я имею право так тебя называть. Надеюсь, ты тоже сможешь говорить обо мне «отец». Я знаю, что мне осталось недолго, и хотел кое-что тебе рассказать...»

Чуть не роняю бумагу из рук, прочитав начало. Что это? Наш отец?

Во рту пересыхает, и я впиваюсь взглядом в расплывающиеся перед глазами строчки. Пропускаю все о душевных терзаниях Станислава Эдуардовича, который переживал, что не может поговорить с сыном лично, пытаясь скорее перейти к сути.

«…Правда в том, что… я не твой родной отец. Я уже перестал обвинять твою мать... Хотя было время...»

О господи!

Прижимаю к губам ледяные пальцы. Несколько раз бегаю глазами по тексту, пытаясь осознать смысл. Как не отец? Но этого же быть не может!

Глаза заволакивает пеленой, но я всё равно боюсь отвести взгляд от письма, словно буквы могут исчезнуть, раствориться в воздухе.

«Не отец» - перечитываю снова и снова. И маленькая чёрточка поверх прописной буквы «т», словно кирпичик – надежный, четкий и понятный.

Зажав письмо между коленями сижу какое-то время крепко зажмурившись, боясь поверить в то, что увидела.

Не может быть! Это какая-то ошибка!

Моргаю несколько раз и вновь впиваюсь взглядом в строчки. Бегаю пальцем по ним, стараясь не умереть от волнения. Сердце сейчас разорвёт грудную клетку.

«... Ты родился семимесячным... Очень переживал потерю Лизы... Тебе было три года, ты сильно болел, и знакомый врач сказал... Тогда у меня и появились подозрения... Я и подумать не мог, ты не представляешь, что со мной творилось!..»

Переживаю боль своего отца, как свою. Он получил огромную порцию шока, обиды и недоверия от новости, что любимая женщина его обманула. Уж я-то знаю, что такие сюрпризы бьют по голове крепче обуха топора. Всю жизнь его грызли внутренние демоны, разрывался между ненавистью, обидой, любовью и долгом.

«...В тот день всё и случилось. Я был сильно пьян... Я даже не помнил, как зовут ту девушку... Меня отмазали высокопоставленные друзья и мне стыдно до си пор... Я не знал, что у нашей связи были последствия... Не перестаю корить себя за это...»

Не выдержав, вскакиваю. Перед глазами бледное лицо матери. Кто бы мог подумать, что она стала случайной пешкой на доске, где разыгрывалась семейная трагедия. Она просто оказалась не в том месте и не в то время.

Стыдно, больно, грязно...

Следующие абзацы мне немного знакомы, они о том, как моя мать узнала Станислава Эдуардовича и пришла в больницу. Перескакиваю эти строчки.

«Кир, я не хотел, чтобы ты знал о том, что я сделал с матерью Арины. Я всегда хотел быть примером для тебя. Если бы вы общались с Ариной, правда выплыла бы наружу»

Зажав письмо в руке, встаю и вжимаюсь мокрой от слёз щекой в своё кашемировое пальто.

Мне всегда казалось, что Станислав Эдуардович отлит из стали. Не могла представить, что под каменной маской бушуют настоящие страсти. Человек любящий и ненавидящий своего сына одновременно, сломал наши жизни, чтобы не посадить пятно на свою репутацию.

Усилием воли заставляю себя сесть и дочитать. Мир и так порядком пошатнулся, я уже не боюсь погибнуть под его руинами.

И предчувствие не обманывает меня. Станислав Эдуардович считал меня рохлей и неудачницей, настолько неприспособленной, что готов был отдать мне всё, лишь бы я как-то выжила.

Переписать на меня наследство - отличный ход, чтобы заглушить чувство вины перед моей матерью и потешить самолюбие.

«...Кир, я дал тебе образование, связи и дорогу в жизни. Ты сильный, она – слаба. Ты справишься, она – вряд ли. Пропустим вперед девочек, правда?»

Возможно, мне было бы обидно. Но сейчас не тот момент.

Внутри меня происходит настоящая генеральная уборка. Все грязные и запретные чувства, которыми я тяготилась, словно смываются мощной волной откровений. Пелена спадает с глаз, и мир вокруг обретает новые краски — такие, какими они были на самом деле.

Я мечусь по прихожей с письмом в руках, лихорадочно размышляя, что же теперь делать.

Боже мой, я бы отдала сейчас целую декаду своей жизни ради одного лишь номера телефона Кира.

Позвонить ему — вот единственное, что важно. Рассказать всё, как есть. Кажется, если не услышу его голос прямо сейчас, если не почувствую тепло его объятий, я просто перестану существовать.

Натягиваю пальто на дрожащие плечи, вызываю такси, и, как автомат, диктую мамин адрес. Если сейчас же не увижу её, если не выговорюсь хотя бы ей… я точно не доживу до утра.

Глава 33.

Делай, что должен, и будь что будет, даже если это кажется безумием

Кир

- Кирюша, ты куда? – дребезжит бабуля, вытирая руки полотенцем.

- Я быстро, скоро вернусь.

Срываю куртку с вешалки