Предательница! Единственная. Любимая - Ирина Лисовская

– Ты уволена!

Заорал в буйстве Зельман, я лишь закатила глаза. И отсчитала про себя до десяти. Этого индюка рождественского ничего не пронимало, черт возьми!

Как раз на «десяти», услышала бесячее:

– Вычту из зарплаты!

– Да увольте уже, – снова закатила глаза, чем разозлила демона до точки кипения:

Зельман поднялся и, сузив глаза, выплюнул прямо мне в лицо:

– Хорошо, можешь взять выходной. Еще. Один.

И ушел. Козел! Но… не было у меня выбора и отгулы – это не тупая прихоть или попытка выбесить босса. Ну, кто знал, что Дамир заболеет ветрянкой? И кто мог предположить, что ни Аня, ни Макс, ею не переболели в детстве?

Под задорное хихиканье Ярославы Олеговны я гордо прошагала мимо и запряталась в раздевалке. Все шло не по плану, но разве был выбор? Приходилось маневрировать.

На следующий день настроение было такое… загадочно-веселое. Пакостливое. А у Зельмана, как я успела увидеть, настроение тусовалось в жопе. Ну и разве могла я этим не воспользоваться? Тем более, что и Ярослава Олеговна, и Артем Владимирович, тоже были в ресторане. Чем больше боссов увидят мое вопиющее поведение, тем лучше.

Соня уже собиралась нести заказанный крем-суп Марку, но я перехватила у нее поднос. Но замешкалась перед выходом. Подула немного на суп, чтобы поскорее хоть немного остыл. За этим делом меня поймал шеф:

– Руслана! Это еще что такое? Я надеюсь, ты туда не плюнула?

Хорошая идея, но не разумная. Улыбнулась шефу и отрицательно качнула головой.

– Проверяла, чтобы все было идеально.

– Там и так все нормально, неси уже, пока не остыло!

И буквально выпихнул меня в зал. Ну, извини, Марк. Но может хоть горячий суп приведет тебя в бешенство настолько, что уже точно уволишь.

Шла с приподнятым настроением и ощущением свободы. Мысленно на ходу расстегивала собственные кандалы и выбрасывала из куда подальше.

Я даже не стала ничего скрывать или имитировать, что споткнулась.

Просто подошла, взяла в руки тарелку и, подняв над головой Зельмана, вылила ему на плечо. А оттуда жидкость неминуемо потекла на грудь и ниже.

– Твою мать! – Зельман вскочил, а я тут же услужливо протянула ему тряпичную салфетку.

Виновато запищала в панике:

– Ой, простите, рука дрогнула.

– Рука дрогнула? – прогромыхал мужик, я кивнула с милой улыбкой. – Да ты… ты… ты уволена!

Рано было радоваться, но все же я состроила невинное и грустное выражение лица. Сразу заметила боковым зрением, что Ярослава взорвалась в диком хохоте. Артем Владимирович просто покачал головой. А ведь так я всегда делала, когда не знала, как отругать сына.

– От тебя в последнее время сплошные неприятности! – продолжал лютовать Марк и попутно вытирал белоснежную рубашку от супа.

– Мне так жаль… – всхлипнула и опустила глаза в пол.

Пришлось постараться, потому что злобное хихиканье так и рвалось изнутри.

– Тебе жаль, да? – уточнил он, хотя не ждал ответа: – пошла вон из зала, чтобы глаза мои тебя не видели!

Так меня уволили или нет? Не рискнула спросить. А просто ушла и взяла из шкафчика уже давно подготовленную трудовую книжку.

Долго сидела в комнате отдыха. Все ждала, думала за мной кто-то придет и велит идти на увольнение. Но, когда до конца смены оставалось двадцать минут, вышла.

Марк поймал меня прямо перед выходом в зал: схватил под локоть и утащил к себе в кабинет. Заперся, наверное, чтобы ему никто не помешал буйствовать. А затем, спрятав ладони в карманах штанов, стал медленно, шаг за шагом, оттеснять меня ближе к столу.

Что-то было в чуть суженных глазах мужчины. Опасное и дикое, из-за чего я тяжело сглотнула. И осознала вдруг, что перегнула палку. Предо мной был уже не тот милый босс, а самый настоящий Дьявол.

– М-м-ма-р-к Стани…

Даже договорить не успела. Уперлась попкой в стол и прогибалась в спине все ниже, пока Зельман наклонялся вперед ко мне. Да я, блин, так поломаюсь скоро! Тем не менее, я пыталась оставить между нами больше пространства. Не столько я боялась гнева мужчины, сколько страсти, что бурлила и пекла в моих жилах.

Марк вытянул одну руку из кармана и придержал меня ладонью под поясницу. Может, чтобы не «убегала» от него. Или чтобы не сломалась ненароком… Касание обожгло даже через ткань и с губ слетел хриплый вздох отчаяния.

Зельман с кривой ухмылкой нагнул голову так низко, что теперь это было одно дыхание на двоих. Я боялась вдыхать, поэтому замерла. Но у мужчины не было с этим проблем:

– Я вот думаю, как же мне тебя наказать, м? – шепот прямо в губы взбудоражил нервные окончания настолько, что по коже пробежали мурашки.

И чтоб мне провалиться, но, если прямо сейчас отвечу… не взорвется ли бомба?

– Уволить? – все же рискнула выпалить и на меня в ту же секунду обрушилось торнадо.

Властное, дерзкое, подавляющее волю и желание сопротивляться. Марк не нежничал, целовал так, будто реально пытался наказать, а я просто… просто зависла в его руках. Но схватилась обеими ладонями за ворот рубашки, хотя бы чтоб не свалиться спиной на стол. И не запереть саму себя в ловушке мужского тела.

Наверное, нужно было оттолкнуть Зельмана и залепить ему пощечину, но не смогла я. Ведь градус поцелуя буквально через минуту изменился. Стал жарким и в то же время нежным до подгибающихся пальчиков на ногах. До мурашек по всему телу…

Марк уверенно надавил рукой на мою спину, чем приблизил к своему телу. После чего я уже, не стыдясь, обнимала его за шею и стонала в губы, поощряя все ласки. А ведь второй рукой мужчина нагло шарился по телу и постепенно развязывал завязки на фартуке от робы.

Не удивительно, что в какой-то момент он полетел в сторону. И я все еще верила, что могу оттолкнуть наглеца в любую секунду. Врала! Не могла. И не хотела…

Тело жило отдельно от разума, я первой потянулась к пуговичкам на рубашке Марка и стала бороться с ними. Пальцы подрагивали от магнетического влечения к мужчине, но я не прекращала попыток расстегнуть рубашку. Мне даже удалось!

Как сумасшедшая оторвалась от сладостных губ и, стащив рубашку по плечу, прильнула к голой коже на груди. Целовала везде, где только могла дотянуться и отмахивалась от пагубных мыслей. Они отчаянно пытались пробиться сквозь толстую броню, но ничего не удавалось. Я обезумила, а перед глазами встала пелена страсти. Не смутило даже то, что Марк избавился и от моей рубашки, а затем от лифчика.

– Боже… – выгнулась спиной вперед,