Когда небо стало пеплом, а земля инеем. Часть 1 - Юй Фэйинь

мёртвой, почти издевательской почтительностью. — Такое непростительное упущение более не повторится. Отныне я буду принимать пищу исключительно тогда, когда вы уже будете благополучно ложиться спать. Или, быть может, вовсе откажусь от неё, дабы не отвлекаться от столь важной миссии.

В его словах не было ни капли искренности — лишь идеально отточенная, сухая формальность, которая звучала куда насмешливее любого открытого сарказма. Он словно предлагал ей самой осознать всю абсурдность её же собственной тревоги.

Тан Лань нервно хикнула — звук, средний между приступом астмы и попыткой завести моторчик старой машины.

— Я не это имела в виду, — выдавила она из себя, чувствуя, как жар стыда снова заполняет её щёки.

Лу Синь молча сверлил её взглядом из-под шлема. Казалось, он мог разглядывать трещины в её душе с таким же успехом, как и трещины в каменной кладке.

— Давай… вместе попьём чай? — вдруг выпалила девушка, отчаянно пытаясь заполнить тягостную паузу хоть чем-то. — У… у меня есть печенье… с жасмином. — Последние слова прозвучали так, будто она предлагала ему не лакомство, а украденные драгоценности короны.

На это неожиданное, граничащее с ересью предложение, Лу Синь отреагировал так, будто его легонько ткнули током. Он не дрогнул, но одна его идеально очерченная бровь медленно поползла вверх, выражая бездну немого вопроса и лёгкого, почти отеческого укора. Его взгляд говорил яснее любых слов: «Вы вообще в своём уме?»

— Слуге недопустимо разделять трапезу с госпожой, — отрезал он сухо, и в его голосе прозвучала сталь вековых устоев и воинского устава.

— Ну да… — разочарованно, почти обречённо прошептала Тан Лань, ощущая, как её гениальный план по налаживанию отношений рушится в прах. Она беспомощно развернулась и побрела вдоль садовой дорожки к ближайшей лавочке, чувствуя себя полнейшим идиотом. Сзади её наверняка сопровождал всё тот же тяжёлый, невыносимо красноречивый взгляд, который, казалось, прожигал дыру в её спине.

Простое предложение о чае прозвучало в его сознании как взрыв заклинания, на мгновение парализовав все привычные схемы мышления. Его внутренний мир, выстроенный на строгой иерархии и железной дисциплине, дал заметную трещину.

Его мозг, заточенный на анализ угроз и расчёт движений противника, беспомощно буксовал. Почему? Этот вопрос грохотал в нем громче любого боевого клича. Утончённое унижение, где ему дадут попробовать крошку с её стола, чтобы потом напомнить о его месте?

Всё его существо восставало против этой нелепой ситуации. Он — оружие. Он — тень. Он — воплощение мести. Он не тот, с кем пьют чай и делятся печеньем с жасмином! Эта мысль была настолько абсурдной, что вызывала почти физическую тошноту.

Каждый нерв был натянут. Он искал подвох в каждом её слове, в каждом движении. Может, это проверка на преданность? Или способ усыпить его бдительность?

Но еще больше его поглощало щемящее, незнакомое и оттого ещё более пугающее чувство растерянности. Где-то на самом дне, под пластами ненависти и подозрений, шевельнулось что-то странное. Что-то, что заставило его не просто отвергнуть предложение, а сделать это почти автоматически, защищаясь. Потому что если допустить, что это хоть капля искренности… то это рушило всё. Всё, ради чего он жил все эти годы. Ненавидеть можно только зло. А если оно предлагает тебе печенье?..

И потому его ответ был не просто отказом слуги. Это был щит. Грубый и немедленный, воздвигнутый чтобы защитить не столько свой статус, сколько собственное, внезапно пошатнувшееся понимание мира.

Тан Лань сидела на каменной скамье, закинув ногу на ногу, и нервно подёргивала одной ступнёй, будто отбивая тайный кодсвоего отчаяния азбукой морзе. Руки её были крепко сложены на груди, словно она пыталась удержать внутри себя клубок тревожных мыслей, готовый вырваться наружу.

И как же достучаться до этого гранита? — билось в её голове, как пойманная птица. Он непробиваем!

Лу Синь, как и положено её тени, уже бесшумно занял свой пост позади неё, слившись с окружающими тенями.

Стоит и вечно молчит, — роилось в её голове, вызывая раздражение. Я даже не видела, как он со слугами говорит. Он вообще разговаривает? А что если… И тут её осенило. Точно!

— Лу Синь, — вдруг выдавила она из себя, оборачиваясь к нему так резко, что чуть не потеряла равновесие. — Ты постоянно стоишь, молчишь. Может, поговорим о чём-нибудь? О чём угодно, хоть о погоде, например. Постоянно молчать и не общаться — так сума можно сойти, — пробурчала она, пытаясь звучать небрежно, но выдавая своё напряжение высоким голосом.

Наступила пауза, такая густая, что её, казалось, можно было резать ножом. И тогда из-под шлема раздался низкий, невозмутимый голос, произнёсший слова, за которые прежней Тан Лань он бы моментально отправился на неделю в карцер на хлеб и воду:

— Сойти с ума, как вы?

Воздух застыл. Цикады, казалось, замолкли в ожидании неминуемой кары. Но эта Тан Лань не взорвалась от ярости. Вместо этого она вдруг захлопала глазами, будто пытаясь осмыслить сказанное, перевести это с языка дерзости на язык обычной человеческой речи. А потом из её горла вырвался короткий, нервный, почти истерический смешок.

— Ну, видишь? У нас уже есть кое-что общее. Оба кандидаты в сумасшедший дом. — Она обернулась к нему, подперев щёку рукой. — Так что, может, всё-таки о погоде? Говорят, завтра будет дождь.

Лу Синь не дрогнул, но в его позе появилась лёгкая напряжённость, будто он пытался понять правила новой, абсурдной игры.

— Дождь, — повторил он безразличным тоном, словно констатируя факт наличия у себя двух рук. — Это усложнит патрулирование. Мокрый камень скользкий.

— О, отлично! — воскликнула Тан Лань с наигранным восторгом. — Вот видишь, мы уже разговариваем! Первая тема: «Неудобства дождя для телохранителей». А то, что промокнешь до нитки и будешь чихать неделю, тебя не беспокоит?

— Дискомфорт слуги не имеет значения, — отчеканил он, но в его интонации прозвучала едва уловимая усталость, выдавшая, что промокать он всё же не любит.

— А если я прикажу тебе иметь значение? Как госпожа, имею право, чтобы моя тень не хлюпала сапогами и не распугивала всех своим чиханием. Это портит… э-э-э… эстетику сада! — фыркнула Тан Лань.

Лу Синь медленно повернул голову в её сторону. Казалось, он впервые рассматривает её как редкий и слегка раздражающий вид гриба.

— Вам угодно, чтобы я обсуждал эстетику сада? — в его голосе прозвучала смертельная серьёзность, от которой её предложение звучало ещё нелепее.

— Мне угодно, чтобы ты перестал быть статуей! — выпалила она, уже почти отчаявшись. — Хоть раз скажи что-нибудь, что не является отчётом о безопасности или цитатой из устава! Ну, пожалуйста! — она даже сложила руки в молитвенном жесте.

Наступила долгая пауза. Лу