Лучшее лекарство от любви - Трейси Броган

стояла на крытом ковром пьедестале в шифоновом платье цвета шампанского, разглядывая свое отражение в тройном зеркале. Я, как и обещала, приехала в Энн-Арбор, чтобы провести с ней выходные и купить нам платья к свадьбе. Это было пятнадцатое или шестнадцатое платье, которое она мерила. Мы провели в свадебном салоне столько времени, что с момента нашего появления у него, наверное, успели смениться владельцы.

Она повернулась, чтобы рассмотреть себя со спины.

— А что? Ты считаешь, цвет мне не идет? Мне, пожалуй, нравится.

— Нет, цвет отличный. Мне тоже нравится. Я говорю о свадьбе. А вдруг ты никак не можешь выбрать платье именно потому, что не уверена, что хочешь довести дело до конца?

Она фыркнула и повернулась ко мне, уперев руки в бока:

— Ивлин Марджори Роудс, единственная причина, по которой я не могу выбрать платье, — со времени последней примерки я похудела на несколько фунтов. Если честно, я и не представляла, что ты так воспротивишься нашему с отцом желанию снова сойтись. Я думала, ты обрадуешься.

Да уж, неважная из меня подружка невесты, если я пытаюсь заставить ее сомневаться на каждом шагу. Но я ничего не могла с собой поделать. Это был мой последний шанс уберечь ее от совершения огромной ошибки.

— Прости, мам. Я все еще пытаюсь осмыслить эту ситуацию. Ну то есть я счастлива за тебя, если ты счастлива, но все-таки волнуюсь.

— Почему? Глупость какая! Мы с твоим отцом оба уверены, что поступаем правильно.

— Вот видишь? Это-то меня и беспокоит. Когда ты начинаешь предложение со слов «мы с твоим отцом», обычно оно заканчивается так: «…и после этого мы чуть друг друга не поубивали».

Мама хихикнула, и я вдруг осознала, что она выглядит совершенно счастливой. Моложе, беззаботнее. Глубокие морщинки у нее на лбу разгладились. Как будто она сделала подтяжку, но я-то знала, что ничего она не делала. Она бы обратилась ко мне.

— Я знаю, это кажется странным, дорогая. Но правда в том, что мы изменились. Он — не тот мужчина, каким был десять лет назад. Да и я не та женщина. Мы оба стали мягче.

Она сошла с пьедестала и села рядом со мной на розовый шелковый диванчик в примерочной.

— Иви, я готова уйти на пенсию. Мне хочется напоследок немного насладиться жизнью. Последние сорок лет я только и делала, что работала. А теперь я смотрю, как и ты делаешь то же самое — выстраиваешь жизнь, полную профессиональных достижений, которыми тебе не с кем поделиться. Поэтому я и подталкиваю тебя к тому, чтобы ты кого-то себе нашла. Нехорошо все время быть одной. От этого кости становятся хрупкими.

Она похлопала меня по руке, и я опустила взгляд. Ее руки теперь выглядели хрупкими, сквозь кожу просвечивали голубые жилки. Но я знала, что они все еще сильные, талантливые, бодрые. Моя мать была блестящим хирургом. Эти руки спасли бесчисленное множество жизней, и свыкнуться с мыслью, что она собирается на пенсию, у меня получалось так же плохо, как если бы она сообщила, что ее похитили инопланетяне.

— На пенсию, значит? А папа тоже уходит?

— Он решил урезать часы работы, чтобы мы могли больше путешествовать. На медовый месяц едем в Италию. Мы хотели поехать туда в наш первый медовый месяц, но нам обоим нужно было выплачивать ссуду за обучение. С деньгами тогда было туго, — и она засмеялась, будто теперь вспоминала тяжелые времена не без удовольствия.

Она поправила подушку за спиной.

— Послушай, дорогая. Мне нужно рассказать тебе кое-что еще. Я не собиралась, но твой отец считает, что я должна. Я должна признаться.

Признаться? Признания в нашей семье были такой же редкостью, как и извинения. Меня бросило в жар от тревожного ожидания.

— Ладно, — протянула я. — Признаться в чем?

Она пожала плечами и слегка кивнула, как будто это признание не имеет никакого значения.

— Прошлым летом у меня случился небольшой сердечный приступ. Тогда-то я и начала снова общаться с твоим отцом. А не на винной дегустации в Ла-Хойе, там мы уже закрутили всерьез.

Во рту у меня пересохло. Слизистая словно превратилась в кусок марли, и я никак не могла сглотнуть от накатившей тревоги.

— Небольшой сердечный приступ? Мам, не надо разговаривать со мной экивоками, как с пациенткой. О чем конкретно идет речь? И прошлым летом? Почему я узнаю об этом только сейчас? — мой голос сорвался на визг.

У меня самой сейчас случится небольшой сердечный приступ, судя по тому, как колотится сердце.

— Ничего серьезного, — и она снова похлопала меня по руке, но теперь снисходительно, как будто я все равно не пойму, даже если она скажет. Или предпочла сделать вид, что у нее одной есть медицинское образование.

— Аритмия, — сказала она. — В конечном счете оказалось, что ничего серьезного. Просто гормональный сбой. Проклятая менопауза. Но я упала в обморок в операционной. Ты не представляешь, насколько это унизительно — лишиться чувств, словно какая-то практикантка!

Она фыркнула и помотала головой. Проявлений слабости, будь то умственной или физической, в нашей семье не терпели.

— Упала в обморок? — Возможно, это все сила внушения, но я и сама внезапно почувствовала головокружение. Я прижала пальцы к вискам, как будто это могло его остановить.

— Вот знала, что не стоило тебе рассказывать!

— Нет, стоило! Ты должна была рассказать мне сразу, как только это случилось! А если бы это оказалось что-то серьезное?

Забота о ее благополучии быстро сменилась раздражением. Нельзя скрывать от меня такое!

Она отмахнулась от моего комментария небрежным движением руки:

— Ну, тогда бы я рассказала раньше, но ведь ничего серьезного не произошло. Ты же знаешь, как иногда бывает: ложная тревога. И еще, Ивлин, в каком-то смысле это лучшее, что могло со мной случиться. Болезнь заставила меня переоценить свои приоритеты. У меня прекрасный кардиолог, и раз уж я сегодня так откровенна, то и психотерапевт тоже. Я сбросила груз гнева и обид, который копила годами, и чувствую себя превосходно, как никогда. Ты, наверное, считаешь, что в свои годы я могла бы уже во всем разобраться, но, если честно, в душе у меня царил полный хаос. И конечно, я во всем винила твоего отца, но во многом это была и моя вина.

Она перевернула руки, сложенные на коленях, ладонями вверх, как бы говоря: «Кто бы мог подумать?»

— Твоя вина?

— Ну, я сильно злилась на него из-за измены. — Голос ее звучал утомленно, таким же тоном она могла бы