Отказная жена Феникса или Карьера дерзкой попаданки - Антонина Циль

в своей лояльности семье. Был Гидеон да всплыл. Я по-прежнему отказная жена. И на сей раз признаюсь честно: мне нужна помощь близких. Мамочка, переезжай, пожалуйста! Мне столько всего нужно тебе рассказать... И показать. И в следующий раз четче называй адрес и имя дочери. Я уже не Люминор, я опять Роули.

Дом постепенно затихал, его взбудораженные обитатели успокаивались и расходились по спальням. Габби повис у меня на ноге, и мы пошли навестить Мелиссу вместе.

Две луны загадочно освещали лужайку перед домом. Похолодало. Осень полностью вступила в свои права. Алисси трусила рядом, нервно принюхиваясь. Еще бы! Столько новых запахов сразу!

В сарае царила тишина. Лиса не прикоснулась к еде, хотя кусочки курицы выглядели вполне аппетитно.

— Эй, подруга, — позвала я Мелиссу. — Вот так делать не надо. Мы все тут хорошо кушаем и тебе советуем.

И снова – бессвязный шепот в голове. Лиса явно решила не демонстрировать больше свои способности.

— Зря, — сказала я. — Только больной и хилой лисички нам тут недоставало.

… Убийцы! Притворщики!

Ненависть! Словно удар по голове… внутри головы… Я схватилась за виски и попятилась.

Просипела:

— Ты чего? Так не… честно! Мы же тебя спасли!

… Жадные твари!

Видимо, Габби тоже что-то уловил. Рыжик выпустил клыки и зашипел. Алисси обеспокоенно заметалась по сараю. Мелисса тряхнула клетку и попыталась дотянуться лапой до сородича. И видимо, поцарапала мелкую, потому что та взвизгнула. Это плохо! Тэн Лекрев божился, что отказной лисе сделаны все «прививки», но Алисси пока в серой зоне.

— А НУ ХВАТИТ! — рявкнула я, как-то умудрившись усилить приказ мысленной речью.

Теперь взвизгнула Мелисса, откатившись в угол клетки. Габби зажал уши и присел, а его маленький фамильяр сунул голову ему под мышку.

— Решай! — велела я, тяжело дыша. Что-то влажное щекотало верхнюю губу. Это из носа пошла кровь. Ох непроста ты, ментальная речь! — Остаешься с нами, с нормальной едой, уходом и адекватным отношением. Или я выпускаю тебя на волю. Завезу подальше в леса на материке и отпущу, обещаю. Только это не та воля, которая тебе нужна. Вряд ли ты там долго протянешь. Тебя не примут. Ты – другая. Умная… хитрая. В общем, времени у тебя до завтра. И молись, чтобы Алисси не заболела, в противном случае я тебя… просто убью.

Наверное, это было глупо – говорить с животным, пусть и почти разумным, как с человеком. Из детских объяснений Габби, что Алисси чаще создавала мыслеобразы, чем сами мысли, и из-за этого иногда ее было трудно понять. Но этот удар прямо в мозг…

— Мама, не делай так больше! — жалобно проговорил Габби, когда все успокоились.

— Как, малыш? — все еще слегка задыхаясь и бдительно следя за Мелиссой, спросила я.

— Не кричи так… в голове.

— Прости, прости, дорогой… мама так больше делать не будет. Я просто очень разозлилась. Испугалась, что эта… нехорошая особа… ранит тебя и Алисси.

— А тебя? Тебя она не ранила? — Габриэль с тревогой заглянул мне в глаза.

— Чуть-чуть, просто голова немного разболелась.

— Плохо, но пройдет. С Алисси тоже все будет хорошо.

— Это Алисси тебе сказала?

— Да. Она говорит, что рана маленькая и скоро заживет.

— Она не может знать наверняка, — покачала головой я.

— Это из-за крошечных невидимых существ?

— Ты умный мальчик. Алисси, покажи ранку.

Лисенок доверчиво протянул мне лапку. Я успокоилась и посмотрела на ситуацию трезвым взглядом. Господин Лекрев не стал бы держать потенциально заразное животное в общем бестиарии. Бешенство здесь называли фуриозой, и заводчик несколько раз с нажимом упомянул о сыворотке. И все-таки береженого боги берегут.

Я отвела Габби и его подружку в кладовую, промыла ранку лисы и на всякий случай капнула ей на холку своеобразный «коктейль». Знаю я несколько болезней с неприятными названиями, о которых в приличном обществе не упоминают, лисы ими тоже болеют. Хорошо, что помощник Лекрева разъяснил предназначение каждого лекарства, а я за ним записала.

— А теперь наклонись, — попросил Габби.

— Зачем?

— Я тоже могу лечить.

— Надеюсь, не лисьим усиком, — пошутила я.

— Нет, мам. Вот так.

Ребенок положил ладошки мне на виски. Пульсирующая после ментальной атаки боль начала отступать.

— Не знала, что ты так умеешь, — заулыбалась я, поняв, что инсульт мне не грозит.

Габби пожал плечами:

— Один господин сказал мне, что это… называется… — мальчик свел бровки, — защитный инструмент – вот! Иначе все оборотни и вайзы…

— Вайзы?

— Умные животные. Такие, как Алисси… тогда они друг друга поубивают. Мы так лечимся.

— И ты тоже умеешь… ну, нападать голосом в голове? — напряглась я.

К моему ужасу, Габби кивнул. Заметив мою гримасу, мальчик с нежностью погладил меня по щеке:

— Но ты не тревожься. Я никогда не стану убивать. Убивать – плохо. Так говорил жрец в деревне, возле которой я жил.

Я вспомнила, как Габби прятался за меня, когда на него нападала Нэнси. А ведь вполне мог организовать ей удар. Апоплексический. С ее комплекцией и наверняка слабыми сосудами тэнья Гроуз улетела бы на Небеса раньше, чем снова произнесла бы «тварь».

— Я ходил на службы в храме, — продолжал рассказывать Габриэль.

Мы перешли на кухню, и я организовала чай. Дом уже спал, только сверху доносилось поскрипывание – очевидно, Ксандриэль опять мерил комнату шагами. Он делал так, когда размышлял.

— … меня туда хозяйка посылала, чтобы изгнать бесов оборотничества… пока все равно не выгнала. Ранить тоже плохо. Эта лиса Мелисса поступила неправильно. Но она тоже очень сильно испугалась. Ты должна ей сказать об этом.

— В смысле… поругать? И все? А она опять нападет.

— Потому что не верит, — прихлебывая слабенький, но сладенький чаек, продолжал авторитетно рассуждать Габби. — Если кого-то обижают, он потом не верит. Никому. Наверное, Мелисса думает, что ты хочешь ее убить.

— Даже в мыслях не было… — в голове вдруг мелькнула догадка, — но я соврала дэну Лекреву, что пущу Мелиссу на опыты, — упавшим голосом договорила я. — Это объяснило бы сегодняшнюю агрессию. Ведь в бестиарии лиса вела себя спокойно. Как она могла узнать?

Но Габби уже клевал носом. Я отвела малыша в его комнату и заботливо подоткнула одеяло. Алисси, трогательно зевая, устроилась поверх пледа. Она почти не хромала, только