Вернуть жену любой ценой - Анна Гранина

По всему дому светильники с датчиками.

Сначала я вставал и провожал ее до кухни. Потом она злилась, что не беспомощная.

И когда ночью слышал ее шаги из кухни, лежал в темноте с открытыми глазами, слушая чтобы она дошла до комнаты.

Токсикоз бьет ее жестоко. Я сижу рядом, держу волосы, когда ее мутит, и ненавижу весь мир за это.

Мы говорим о мебели, колясках, но это скорее как переговоры. Марка, амортизаторы, вес. Я гуглю отзывы ночами, выписываю пункты. Я полезен – как сервис. Не как муж.

Иногда она улыбается мне поверх кружки с ромашкой: "Нам сегодня хорошо. Не тошнит". И я цепляюсь за эти крохи, как в канат.

Когда переступаем в третий триместр, мы выбираем имя. Павел. Паша.

Ада предлагает, я соглашаюсь. Символично же. Мой дед Пашка, ее отец Павел. Понравилось обоим. На том и порешили.

Интим умирает без скандала, тихо. Я подхожу – она замирает. Я делаю шаг назад. Привыкаем жить как коллеги по проекту "Беременность": списки, графики, анализы.

Ее телефон превращается в бесконечный ежедневник с напоминаниями врачей, анализов, всего, что угодно, только на меня там времени совсем не оказывается.

Мы едим полезное. Мы спим порознь, потому что "так безопаснее". Я целую ее в лоб, как хрусталь, и ухожу уже в “свою комнату”.

Да, вот так, у меня появилась своя комната. На то были веские причины. И я их принял как должное.

Дверь закрывается, я остаюсь один со своей тоской, которую стыдно признавать.

У нее в животе пинается наш сын. Она не одна уже.

А я один. Скучаю по жене, которая смеялась и залезала ко мне на колени понежиться.

Теперь же у меня есть женщина-крепость. К ней не подступиться.

А я… я привык быть тем, кто решает. А тут – нельзя. Ни шага влево. Ни слова не так. Я делал все правильно – и все равно оставался лишним. И это чувство как яд, который медленно растекался.

Потому что мы ждали Пашу. И ради него я стирал себя ластиком, стирал до тех пор, пока не остался только контур.

Глава 46.

Ада

Я просыпаюсь в одиночестве, кровать со стороны Мироны уже пустая. И, ей-богу, это облегчение. Не надо притворяться, не надо держать лицо. Не надо с ним говорить.

На часах половина девятого утра. Давно я до стольки не спала. Мирон, наверное, уже точно на работе.

Почему меня не разбудил?

Встаю, накидываю халат, иду на кухню. Включаю кофемашину. Она урчит, наполняя воздух ароматом. Любуюсь ярким голубым небом и вижу как во двор заходит Яровой – в футболке мокрой от пота и влажными волосами.

Он дома? Черт…

Завязываю потуже пояс на халате, прикрывая сорочку.

Я хорошо помню его тягу к утренней пробежке. Бег по утрам, в любом состоянии, кроме температуры. Он всегда за собой следил.

Шесть лет назад мне нравилось наблюдать, как его футболка обтягивает плечи после пробежки, как проступали капли пота на лбу и спине.

А сейчас?

Трясу головой и отворачиваюсь спиной к двери.

Так, ладно. Кофе.

Щелкает замок в двери.

– Доброе утро, – говорит хрипло, как после сна.

– Доброе, – оборачиваюсь на автомате.

Все те же влажные волосы и прилипшая к груди футболка.

Натягиваю улыбку, как фартук.

– Кофе?

– Да, черный, без сахара. Я в душ, мне пару минут надо.

Киваю и сразу отворачиваюсь.

Ставлю его кружку в микроволновку.

Там разогретые круассаны.

Черт. С ума сошла уже.

Кружку несу в кофемашину, достаю круассаны, режу красную рыбу на тонкие слайсы, раскладываю масло на столе. Все механически, как будто я робот.

А утро так хорошо начиналось…

Ставлю чашку на его половину. И сажусь на свою.

Мирон возвращается через несколько минут, как и обещал. Едим молча, только звякают вилки. Мы как соседи. Как чужие. Хотя так и есть, наверное.

– Какие на сегодня планы? – кивает мне.

– Сейчас в пекарню, много дел накопилось. Потом надо к Зое. И еще хотела несколько мелочей докупить сюда. И после должны привезти мебель. Могу проконтролировать сборку.

– Хорошо, – отвечает он, жуя круассан. – Если что, звони, я подъеду.

– Справлюсь, – отрезаю я, резче, чем хотела.

Он смотрит на меня и плавно соскальзывает взглядом ниже. Я невольно поправляю вырез халата и опускаю глаза.

Не хочу ловить эти его взгляды. Не хочу вспоминать, как он смотрел на меня раньше. Не хочу даже мысли допускать, что можно что-то вернуть.

А еще больше не хочу думать, что сегодняшнюю ночь мы провели в одной постели. И вопросов неудобных я тоже не хочу.

Неловкое молчание прерывает его телефон. Не хочу слушать, о чем он там говорит, не хочу переживать за его проблемы.

Допиваю кофе и поднимаюсь, чтобы убрать стол.

– Да, доброе утро...

Зачем-то иду в коридор… там, помявшись, возвращаюсь на кухню.

– Мы вас поняли, хорошо. Жена подъедет.

Это его “жена” режет слух. Я не жена. Не настоящая жена. Хотя… для всех, конечно…

– Ада, – оборачиваюсь к Мирону, – завтра Пашу забирать, только что звонили из опеки, – ошарашивает меня новостью.

Пожалуй, это утро еще можно реанимировать.

Я не сдерживаюсь. Улыбаюсь сама себе или ему, улыбаюсь миру. Прикрываю глаза и чувствую, как по щекам текут теплые слезы.

– Надеюсь, ты от радости плачешь.

Распахиваю глаза и смотрю на Мирона. Расслаблен, улыбается… и если бы не наша договоренность, то я бы решила, что он тоже рад. Даже за меня больше, чем за нас.

– Спасибо.

Но без него не было бы ничего.

– А та семья вторая? Как они согласились?

– Не думай об этом. Просто я решил эту проблему и все.

– О… Эм. Хорошо, тогда… Тогда тем более, сегодня куча дел и нужно спешить.

Беру кружку Мирона, чтобы помыть, но не замечаю, что там еще кофе. Проливаю на пол остатки. Хватаю полотенце, чтобы протереть, но оно тянет за собой тарелку, которая падает на пол. Разбивается,