Любовь на проводе (ЛП) - Б. К. Борисон

Я моргаю.

— Что со мной?

— Да, — она делает глоток и стирает пену большим пальцем. — Что у тебя происходит?

— Почему это звучит так, будто ты ищешь во мне изъян?

— Ты — радиоведущий, — поднимает один палец. — На ночной романтической линии. — Второй палец. — Утверждаешь, что не веришь в любовь, и при этом помогаешь мне искать пару. Как это объяснить?

— Я бы не сказал, что помогаю тебе искать пару. Просто купил пиво, — я придвигаю корзинку ближе. — Ты ужинала?

Она берёт картошку, пробует, морщится, а потом тянется сразу за двумя кусочками.

— И? — спрашивает, перехватывая кетчуп с соседнего столика.

Я тоже беру картошку.

— И что?

— Ты человек противоречивый, Эйден Валентайн.

Я пожимаю плечами:

— Мне нравится иметь оплачиваемую работу.

Она закатывает глаза. Я смеюсь.

— Что? Это правда. Я попал на радио в колледже, когда нужны были быстрые деньги. Подруга попросила подменить её, пообещав двойную оплату.

— И влюбился в радио с первой смены?

— Не хочу рушить твой оптимизм, но нет. Мне нравились быстрые деньги и обилие телефонных номеров.

Запихиваю в рот ещё картошку и подмигиваю:

— Говорят, у меня приятный голос.

Люси смотрит с укором.

— Не смотри так. Я тогда был студентом.

— Это не оправдание для распутства.

Я смеюсь громче, чем планировал, и пара мужчин у стойки оборачиваются. Приходится сдерживать улыбку.

— Ещё мне нравилось быть кем-то другим. Отодвигать свои проблемы и существовать в новом образе.

— Эйден Валентайн, — кивает она, — вместо Эйдена Валена.

— Именно. Самая большая проблема Эйдена Валентайна — выбор следующей песни. Легко быть счастливым, лёгким в общении, обаятельным. У него нет больной матери, нет проблем с учёбой или людьми. Совпало, что я оказался на шоу о романтике. Мне нравилось говорить о любви... а потом это чувство куда-то исчезло.

— Почему?

Наверное, дело в мягком свете, или в тепле алкоголя, или в том, что Люси рядом, но я отвечаю:

— Я начал замечать у звонящих одно и то же — как любовь делает их несчастными, как рвёт на части. И как только я это увидел, уже не мог забыть. Наверное, стал ждать этого, готовиться. Так было проще.

— Почему? — тихо спрашивает Люси, её плечо мягко прижимается к моему.

— Потому что я видел то же у себя дома. У моего отца. Мама заболела, — голос срывается, я сжимаю ладони на холодном стакане. — И всё хуже и хуже, а он каждый раз будто ломался. Наверное, тогда я перестал верить в хорошее.

Она резко вдыхает и наклоняется ближе.

— Она…

— Сейчас всё хорошо, но тогда... — провожу пальцем по запотевшему стеклу, стараясь держаться здесь, а не в воспоминании. — Мне было восемь, когда ей впервые поставили диагноз. За три дня до моего дня рождения. Помню, как родители усадили меня за стол с шарами. Торт так и остался в холодильнике. Всем было тяжело, но отец... — я сглатываю. — Это убивало его. Моя комната была рядом с ванной, и иногда, когда мама засыпала, я слышал, как он плачет. Он включал душ, чтобы заглушить звук, но я всё равно слышал. Утром он выходил с покрасневшими глазами и усталым лицом, смотрел на маму так, будто сердце вырывали из груди. Как будто не выживет, если она не поправится.

Слова льются сами, как будто я бегу по минному полю, раскидывая самые болезненные воспоминания, словно конфеты на празднике:

— Он так её любил, и это убивало его не меньше, чем болезнь убивала её. После этого я решил, что легче будет просто никогда... не позволить себе чувствовать.

Люси тихо вздыхает и касается моей руки.

— Эйден…

Я качаю головой:

— Нет. Не хочу жалости, — делаю глоток и пытаюсь вернуть лёгкость в голос. — В общем, долго работал на радио, и всё было нормально. А потом... перестало. Наверное, я переслушал жалоб на посредственные подарки к годовщинам. Романтика перестала казаться настоящей.

Она опирается подбородком на руку, глядя на меня пристально. Жду, что спросит о родителях, но, видимо, видит в моём лице, что говорить об этом я не стану. Так я держусь. Так живу.

Её взгляд теплеет.

— Ты помогаешь мне, — произносит она. — Значит, в глубине души всё-таки веришь в романтику.

— Мэгги пригрозила мне телесными повреждениями.

— То есть ты здесь из-за угроз Мэгги?

— Нет. Это моё странное желание быть рыцарем, — я откашливаюсь. — Кажется, я простыл.

— Лжец, — Люси тычет в меня пальцем.

Я перехватываю его и мягко опускаю на стол. Она не убирает руку, и это почему-то приятно.

— Думаю, ты тайный романтик, — говорит она.

— Обычный человек, — поправляю я.

— Тайный романтик, — повторяет Люси с улыбкой.

Я фыркаю. Она прячет ладонь под моей, наши пальцы едва касаются. Большим пальцем провожу по жирному пятну на тыльной стороне её кисти.

— Знаешь, Люси, если бы кто-то и смог убедить меня поверить в это, то именно ты.

Она улыбается в свой бокал с индийским пейл-элем, щёки заливает румянец.

— Просто силой воли.

Я слегка сжимаю её руку.

— Примерно так.

* * *

Спустя два кружки Люси берёт в руки ламинированное меню с расплывшимся пятном — то ли кетчуп, то ли следы чьей-то бурной ссоры у барной стойки. Ещё час назад она отдёрнула руку, а я тем временем тихо придумывал, как вернуть её обратно.

Это импульс, который я не спешу анализировать.

Она изучает меню с тем же сосредоточением, с каким NASA рассматривает снимки далёких планет.

— Знаешь, что мне нужно?

Я делаю глубокий глоток и думаю, заметит ли она, если я положу руку на спинку её стула. Что будет, если запутаю пальцы в её волосах? Я слегка пьян — и от алкоголя, и от её близости, и от запаха шампуня, и от этого чёртова зелёного платья.

— Джин-тоник и ещё две порции картошки фри?

— Да-а-а-а-а, — протягивает она, растягивая слово почти до шести слогов. — Хотя... нет.

— Нет?

— Мне нужно повеселиться, Эйден. Я никогда не веселюсь. Я всегда самый скучный человек в комнате.

— Это неправда, — возражаю я. — Мы видимся три вечера в неделю, и я могу гарантировать: я скучнее тебя.

Она не спорит, что уже честно.

— А что люди вообще делают для веселья?

— Слышал слухи о таком развлечении, как телевизор.

Она хмурится:

— Эйден, я серьёзно.

— Я тоже.

Она ерзает на стуле, колени задевают мои под столом, лицо открытое и жаждущее.

— Помнишь, как мы впервые заговорили? Когда я сказала, что не хочу пытаться?

Я киваю. Иногда мне кажется, что её голос прокрадывается в мои сны. Иногда, просыпаясь, я уверен, что она должна