Любовь на проводе (ЛП) - Б. К. Борисон

«Струны сердца»

Эйден Валентайн: «Ладно, Балтимор. В студии у нас сегодня гость, и его зовут…»

Грейсон Харрис: «Слушайте сюда, неудачники: в город появился новый герой».

Эйден Валентайн: «Ох, да уж».

Грейсон Харрис: «Именно. Люси не получила того уважения и внимания, которых заслуживает, и я беру на себя задачу найти для неё идеального парня».

Эйден Валентайн: «Временно».

Грейсон Харрис: «Посмотрим. Советую пристегнуться, дамы и господа, — я разборчив».

Эйден Валентайн: «Давайте подойдём к этому аккуратно».

Грейсон Харрис: «Это и есть моё “аккуратно”».

Эйден Валентайн: «Принято. Хотел бы ты описать для слушателей, какие у нас с Люси отношения?»

Грейсон Харрис: «Она — платоническая любовь всей моей жизни. У нас есть общая, прекрасная, немного коварная дочь. Я знаю Люси с трёх лет — в том шикарном детском саду она приносила мне сырные палочки».

[Пауза].

Грейсон Харрис: «Она — один из самых важных людей в моей жизни. Музыкальный вкус у неё, мягко говоря, спорный, печенье она печь не умеет, но у неё щедрая, добрая и красивая душа. Я готов был бы совершить ради неё ужасные, жестокие поступки».

Эйден Валентайн: «Думаю, тебе не стоит…»

Грейсон Харрис: «Но я ограничусь тем, что найду ей ту пару, которую она по-настоящему заслуживает».

Эйден Валентайн: «Не у всех такие тёплые отношения с бывшими».

Грейсон Харрис: «Большинство людей — не Люси».

Глава 16

Люси

Я поправляю салфетку, раскладываю приборы. Отпиваю глоток воды из причудливого, но неудобного бокала и возвращаю его на место. В углу официант что-то шепчет хостесс, а я упрямо смотрю на безупречно белую скатерть.

Сегодня в семь вечера я должна встретиться с Уильямом — так значилось в приглашении, которое прислала Мэгги.

Грейсон выбрал кандидата, Мэгги занималась организацией, а я сижу здесь уже сорок пять минут — и никто не пришёл.

Достаю из клатча служебный телефон станции — тот самый, что для «Струн сердца», — и провожу пальцем по экрану.

«Утка, утка, гусь»41, — гласит запись в календаре, 19:00.

Я бросаю взгляд на время: 19:48 мигает на экране.

Ещё одна корзинка с хлебом появляется на краю стола, на этот раз с брусочком дорогого масла и небольшой пиалой орешков.

Отлично. Похоже, я вызвала чью-то жалостливую щедрость.

— Принести вам что-нибудь из кухни? — спрашивает официант, в лице которого смешались неловкость и сочувствие.

В зале всего шесть столиков, и мне кажется, что на меня направлен прожектор.

— Наш французский луковый суп — просто объедение.

Уверена, что так и есть. Но где-то на двадцатой минуте я решила: сидеть за пустым столом и ждать парня, который, скорее всего, не появится, всё же менее жалко, чем есть суп в этот самый момент.

— Давайте подождём ещё пять минут. Может, он застрял в пробке.

Мы оба заглядываем в окно на булыжную улицу. Пусто.

— Ладно, — кивает официант.

За его спиной женщина медленно ест суп и неотрывно смотрит на меня; от её внимания мне становится неловко. На ней футболка с котиками, волосы туго стянуты в пучок.

Я опускаю взгляд в телефон.

Могу написать Грейсону, но не стоит давать ему повод устраивать ещё один «одиночный штурм» радиостанции. Он сегодня был так доволен собой, уверен, что сделал мне одолжение. Не хочу лопать его мыльный пузырь — и уж точно не хочу объяснять, что меня попросту «кинули».

Листаю список контактов — у меня там промаркированы лишь немногие имена.

Сейчас в эфире тишина, я ему не помешаю. Можно быстро написать — просто уточнить, что я в нужном месте.

Люси: «Привет. Надеюсь, что не отвлекаю».

Ответ прилетает моментально.

Эйден: «Нужна помощь? Чтобы я позвонил и сообщил про какую-нибудь ложную аварию?»

Я фыркаю. Женщина с супом чавкает громче.

Люси: «Пока не надо. Можешь подтвердить, что я там, где должна быть?»

Возможно, я перепутала ресторан.

Три точки появляются на экране, затем исчезают. Я откусываю маленький кусочек хлеба.

Эйден: «“Утка, утка, гусь”, верно? Французское местечко в Феллс-Пойнт. У них отличный суп».

Эйден: «Где ты?»

Люси: «В этом ресторане».

Вымученно вздыхаю.

Эйден: «Одна?»

Люси: «Не считая зала, полного людей, которые скорбно на меня пялятся».

Точки больше не появляются. Я так долго смотрю на экран, что он несколько раз гаснет, и каждый раз снова включаю его, но ответа всё нет. Почему это расстраивает сильнее, чем пустой стул напротив, — я не понимаю.

Допиваю вино, доедаю все кешью и решаю сворачиваться. Майя сегодня у Грейсона — так у нас по графику, но мне всё равно хочется лечь рядом, прижаться к её худому тельцу и послушать дыхание. Пусть моё сердце успокоится в её ритме.

«У тебя есть вся любовь, которая тебе нужна», — тихо шепчу себе, аккуратно складывая салфетку. — «Ты в порядке».

Официант появляется у края стола.

— Не переживайте насчёт счёта, — говорит он.

— Нет-нет, — я копаюсь в сумочке. — Я только вино и… орешки.

Он качает головой. Рыжие волосы, веснушки на щеках.

— Нет, правда. Я… знаю, кто вы. Позвольте мне оплатить.

— Так всё плохо? — морщу нос.

— Не то чтобы… ну, да. Жалко, что вас подвели. Но я не хочу платить из жалости. Дело не в этом… Я обычно так не делаю, — он выдыхает и нервно трогает фартук. — Я был в плохих отношениях, — добавляет он тише и, заметив выражение моего лица, наклоняется ближе. — Нет-нет, всё нормально. Я в порядке. Разбираюсь. Но… хотел вам сказать: я раньше не понимал, что это были плохие отношения, пока не услышал в эфире ваш монолог о том, чего вы хотите. И не осознавал, чего мне не хватало. Это… — он качает головой, сжимает губы. — Спасибо. Правда. Спасибо.

Слёзы предательски подступают к глазам, в груди стягивает тяжесть. Я и не думала, что, решившись на откровенность, смогу вдохновить на смелость кого-то ещё.

— Пожалуйста, — выдыхаю я тонким голосом. — Вы заслуживаете только хорошего.

— Да. Я уже на пути исцеления, — кивает он. — Ладно. Вы в порядке. И к чёрту этого парня.

— Да, — улыбаюсь сквозь чих от смеха и всхлипа. — К чёрту этого парня.

* * *

Это каблуки, решаю я, осторожно ступая по неровному тротуару. Каблуки — плохая примета. Надевала их дважды — и оба раза всё шло наперекосяк. В следующий раз — балетки.

Откидываю чёлку с лба. Хочу ли я снова идти на свидание? Не уверена. Зарывшийся глубоко романтик кричит: «Да!», а прагматичная часть