Судьба самозванки - Амо Джонс

Иллюзия.

Не было ни боли, ни яда. Он трахал мое сознание, и я позволила ему, и вот результат. Короля, вероятно, здесь даже не было.

Кровь капает по локтю, растекаясь по бедрам.

‒ Пошел ты.

Я не чувствую отдаленной пульсирующей боли в том месте, где осколки урны порезали меня. Боль от этого ничтожна, по сравнению с душевной болью от потери Бена.

‒ Ты была так близка к тому, чтобы сделать именно это, не так ли? ‒ его голубые глаза вспыхивают, сияя, как тень гребаного психа. ‒ Если бы не твоя пара.

Я стискиваю зубы, пока физическая боль не дает о себе знать.

‒ Черт. Ты…

У него вырывается мрачный смешок, и он долго смотрит на меня.

‒ Только что я едва затронул край твоего сознания, Малышка Эл и… ‒ он щелкает пальцами, ‒ сезам, откройся. Ты уверена, что ты одна из нас? Возможно, неполноценная Одаренная, судьба пытается извиниться за то, что позволила отродью печально известного Слэшера жить? Потому что я должен сказать, ты ‒ дочь Ашероса Лакруа, и это было так же просто, как манипулировать человеком.

Встреченный молчанием, он продолжает.

‒ Я знаю, что тебя долго не было, Виллайна, но…

‒ Не называй меня так.

Его глаза сужаются, и он делает шаг вперед, его тело наполовину проходит сквозь красный барьер, наполовину остается снаружи.

‒ Но ты Виллайна Лакруа. Этот факт невозможно отрицать.

‒ Я ничего не отрицаю, но Виллайна умерла, давным-давно.

Я выдерживаю его пристальный взгляд, несмотря на то, что в голове творится дерьмовое дерьмо. Как массовая авария на шоссе, это чистый гребаный хаос.

‒ Просто спроси свою мать.

Выражение лица Сина становится отсутствующим, и я знаю, что задела за живое.

‒ Будь осторожна, ледяная принцесса, и приготовься. Ты только что вошла во врата гребаного ада, ‒ Синнер пронзает меня насмешливым взглядом, и его значение невозможно истолковать превратно, хотя в словах не было необходимости. ‒ Просто подожди, пока не увидишь, что внутри.

Синнер уходит, гнев волнами накатывает на него, а я еще плотнее опускаюсь на пол.

Может быть, меня и не было очень долго, но даже я знаю, что в том, что произойдет дальше, нет ничего хорошего. Тем не менее, я не могу заставить себя заботиться о завтрашнем дне, потому что мне нужно сосредоточиться на единственной мысли, которая удерживает меня в себе сегодня.

Эти разглашенные секреты и последствия их сохранения были абсолютным дерьмом для меня, да, но и для Темной Королевской семьи Рата это не пикник.

Это маленькая победа, если это вообще можно так назвать, но это все, что у меня есть.

Так что я возьму это, крепко прижму к себе и буду надеяться, что завтра я найду другую причину жить… или самый быстрый способ умереть.

Что бы ни случилось в прошлом.

Два

Найт

Ненависть течет в моей крови горячее, чем любая другая эмоция. Было неизбежно, что там, где дело касалось нас с ней, это никогда не давалось легко. Ничто из того, что предназначалось мне, никогда не давалось легко. Мне пришлось бы вырвать ее из дома и выжать из нее жизнь. Заставить ее умолять. Пресмыкаться. Тосковать по мне. Она не отличается, блядь, от других, так что не знаю, почему меня удивляет, что она такая, какая есть.

‒ Ты собираешься заканчивать с этим или как? ‒ спрашивает Сильвер, сидя напротив меня, широко расставив ноги и его стакан наполовину пуст от того яда, который он пьет сегодня вечером.

Я нуждался в этом. Больше, чем когда-либо.

Поднося край стакана к губам, я позволяю жидкости обжечь горло. Это была она. Чертовски долго, это была она. Я должен быть зол. Черт возьми, я зол… но чем больше проходит времени, тем сильнее притупляющаяся боль превращается в огненный шар, и боль, которую я чувствую в груди, не имеет ничего общего с предательством, когда я узнал, что она убила мою тройняшку. Ничего. Дело в том, что ее здесь нет, со мной, у меня на коленях и на моем члене.

Что это за чушь?

‒ Найт! ‒ Сильвер похлопывает меня по ноге, как раз в тот момент, когда я допиваю свой напиток.

Стол между нами усыпан темной пудрой, и каждый раз, когда на заднем плане вспыхивает стробоскоп, он падает на маленькие блестящие частички волшебной пыльцы. Чем темнее пыльца, тем сильнее магия, а это дерьмо черное, как смоль.

Я шиплю на своего лучшего друга, оскалив зубы.

‒ Что?

‒ Черт возьми… ‒ он откидывается на спинку дивана, и я наблюдаю, как он оборачивается через плечо и хватает одну из официанток-драконов за талию, усаживая ее к себе на колени.

Когда он убирает ее длинные голубые волосы с плеч, ее глаза превращаются в щелочки, и останавливаются на мне. Сильвер ухмыляется, шепча ей что-то на ухо, и она спешит прочь, прихватив несколько пустых бокалов по пути обратно к бару.

Неудивительно, что Подземелье после ремонта стало выглядеть намного лучше, чем было до взрыва. Багровые отблески горят на каменных трещинах пола, стекая с лавового водопада, который перекатывается через стену за баром.

Я откидываю голову на спинку дивана, отчаянно нуждаясь в отвлечении. Что угодно, лишь бы отвлечься от мыслей о последних двадцати четырех часах.

Потолок лишен какого-либо покрытия, что обеспечивает прямой обзор темной ночи наверху. Планеты подсвечиваются на фоне цвета оникса. Интересно, насколько громко мне нужно кричать, чтобы один из богов спустился и выбил все дерьмо?

‒ Даже, блядь, не думай об этом, Ледженд.

Отсюда я чувствую идеи брата. Он хочет, чтобы я отвлекся по самые яйца и отказался от связи, которая связывает меня с Лондон.

‒ Значит, ты согласен с тем, что она твоя пара? Та что, блядь, убила нашу сестру?

Я так крепко сжимаю зубы, что, клянусь, слышу, как они хрустят.

‒ Ты ни хрена не понимаешь, о чем говоришь.

Я наклоняюсь вперед, беру свернутую золотую купюру и засовываю в одну ноздрю, вдыхая идеальную полоску пыльцы Фейри. Это поражает меня внезапно, и голова плывет в разноцветном омуте. Цвета, которых даже нет в палитре. Яркие пурпурные линии окружают тело Ледженда, когда он наклоняется к молодому оборотню, которая несколько мгновений назад танцевала в лаве. Я смотрю, как он