Переломный момент - Пайпер Лоусон

— Ты делаешь то, что ненавидишь, ради того, кого любишь. Ты уже хорошая сестра.

Эта комната слишком мала, а он слишком велик, и я чувствую расстояние между нами также сильно, как и места, к которым мы прикасаемся. Он пахнет мылом и лесом, как сосна на его руке.

Мой желудок забывается, когда между нами возникает вибрация. Негативное пространство гудит, пульсирует. Это больше не страх или паника, фундаментальная потребность быть в стороне от этого плана.

Это притяжение к нему.

И я не единственная, кто это чувствует. Я вижу это на его лице, в раздувании ноздрей, подрагивании челюсти.

— Вот что я тебе скажу, Пинк, — его голос — серьезный скрежет, который обрывается у меня между бедер еще до того, как я успеваю осознать прозвище. — Если мы выберемся отсюда, я должен тебе татуировку.

Я вдруг осознаю, насколько мы близки. Насколько мы одиноки, несмотря на сотни людей по ту сторону хлипкой двери.

Он кажется немного опасным, но хорошей разновидностью опасности.

У меня перехватывает дыхание.

— Серьезно?

Он наклоняется к моему уху, его губы касаются моей кожи.

— Я обещаю.

Все мое тело гудит от возбуждения и возможностей.

Однажды в детстве я случайно поцарапала коленку до крови. Смотреть на то, как отрастает кожа, было восхитительно. Так и сейчас: он прикасается ко мне, но к новой части меня. Часть, которая, я не уверена, готова к прикосновениям.

Я сжимаю в кулак переднюю часть его майки, и моя рука исчезает в мягком хлопке. Я издаю звук, похожий на стон и вздох.

Все погружается во тьму.

Когда я открываю глаза, то снова оказываюсь на своем месте и понятия не имею, как я сюда попала.

Должно быть, я заснула перед посадкой, потому что самолет подъезжает к выходу, и пассажиры тащат чемоданы по проходу.

Сиденье рядом со мной пусто, сумка и ее владелец давно ушли.

— Извините, — спрашиваю я стюардессу, вытирая уголок рта. — Что случилось с человеком, который сидел здесь?

Она смотрит на меня так, словно я спятила.

2

НОВА

— Вот и ты. Они не сказали, что ты задержишься. Ты похудела? — спрашивает Мари.

Я обнимаю ее.

— Я тоже по тебе скучала.

После приземления я помчалась через терминал со своей розовой сумкой наперевес, стремясь воссоединиться с сестрой.

Теперь она отступает назад, изучая меня, и трогает мои блекло-розовые пряди, контрастирующие с ее яркими платиновыми.

— У Харлана были дела в аэропорту, но он будет ждать нас у машины.

— Ты так и не рассказала мне, как вы познакомились, — говорю я, пока мы идем.

— На рабочей вечеринке шесть месяцев назад. Мы делали пиар для благотворительной организации, а он был там от имени «Кодиаков», своей новой команды.

— А теперь ты выходишь замуж, — я качаю головой.

— Не говори так шокировано. Он безумно образованный. Он любит меня. И он плачет на грустных фильмах, — она машет рукой, когда замечает высокого мужчину, вешающего трубку и шагающего через зал прибытия. — Я думала, мы встретимся в машине.

— Две прекрасные леди. Я не мог дождаться.

— Нова, это Харлан.

Его улыбка быстрая и приветливая. Все в нем, от застегнутой на все пуговицы рубашки до крепкого рукопожатия, говорит о том, что он доволен собой и умеет заставить других людей чувствовать себя комфортно.

— Нова. Я много слышал о тебе.

— Я почти ничего о тебе не слышала, — признаюсь я.

Мари ахает, но он только смеется.

То, как он кладет руку ей на спину, знакомо и мило, и у меня замирает сердце.

Они потрясающе смотрятся вместе. Он красив и ухожен в серых брюках и нежно-сиреневой рубашке, которая прекрасно смотрится на фоне его золотистой кожи. Она высокая и стройная, одета в темные брюки и мягкий свитер того же оттенка, который кажется более холодным, чем черный. Веснушки, которые обычно появлялись летом, исчезли или замазаны тональным кремом.

Любая моя оговорка — это защита моей сестры. Я никогда не думала, что она влюбится так сильно и так быстро.

Мы направляемся в зону прибытия, где нас ждет элегантный «Мерседес».

— Все вопросы решил по завтрашней тренировке? — спрашивает Мари.

— Не совсем, — Харлан кладет мою сумку на заднее сиденье и направляется к водительской двери.

Мари вздыхает.

— Ты не можешь его отставить?

— Он — звезда, Мар.

— Он разрушит твою жизнь.

Харлан прочищает горло, когда они садятся на передние сиденья, а я занимаю заднее.

— Хватит разговоров о работе. Мы наскучим Нове, — говорит он, когда мы отъезжаем, напоминая Мари, что я здесь.

— Это правда. Единственный спорт, которым она занималась в детстве, были классики. Она всегда рисовала и мечтала.

— Эй! — я протестую.

— Однажды в школе ее спросили, кем она будет, когда вырастет, и она сказала, что единорогом.

— Это было мило, — говорю я.

— Тебе было двенадцать.

Мы разговариваем, Харлан задает столько вопросов, что я едва успеваю отвечать.

Я рассказываю ему, как давно живу в Бостоне, что мое единственное домашнее животное — золотая рыбка по имени Самсон, за которой в течение месяца, пока я здесь, присматривает друг, и что последний год после окончания колледжа я работаю секретарем в фирме по дизайну интерьеров.

— Вот мы и на месте, — говорит Мари, когда мы сворачиваем в район, полный величественных домов и пологих холмов. Пышный ландшафт украшен ухоженными газонами и идеально ухоженными садами.

— Черри-Хиллз-Виллидж, — читаю я с вывески, глядя на все это широко раскрытыми глазами.

Мы останавливаемся перед домом, стоящим на холме, с которого открывается потрясающий вид, и выходим из машины.

Территория дома — райский уголок, зеленый и полный жизни. Стильный ландшафтный дизайн доведен до совершенства, а на заднем дворе среди голубых елей и дубов расположен пруд.

— Мы все еще притираемся друг к другу, — говорит Харлан. — К счастью, когда мы ссоримся, у нас есть пять акров, чтобы убежать друг от друга.

Я улыбаюсь. Невозможно не любить этого человека. Он милый и самокритичный.

— Мы очень ценим, что ты бросила все дела и приехала на месяц, — продолжает он.

— Не было проблем с работой? — спрашивает Мари.

— Вовсе нет.

Они сказали мне держаться подальше.

— Тогда это перерыв, а потом ты вернешься осенью, — Харлан кивает, не дожидаясь, пока я ему возражу.

Мари хмурится, как будто мысль о перерыве вызывает беспокойство, но ее жених продолжает.

— Мы так рады, что ты останешься с нами. Но поскольку мы живём за городом, тебе понадобится средство передвижения. Я одолжу тебе