Сны - Ольга Богатикова

С человеческим телом — то же самое. Избавляясь от него, человек не растворяется в небытие, а отправляется за новым нарядом — переходит на другой, более сложный уровень нашего мира. Ты должна понять, чинить прохудившиеся вещи — похвально, но если они целиком состоят из заплат, в этом нет ничего хорошего. Когда организм серьезно поврежден или же его ресурс исчерпан, несколько дополнительных лет жизни, навязанных извне, не принесут ничего, кроме страданий. Иногда, чтобы помочь человеку, нужно позволить ему уйти. Как бы больно и горько не было тебе самому.

Он встал со своего места. Обогнув стол, опустился передо мной на колени и осторожно вытер слезы, которыми было залито мое лицо.

— Ты можешь ненавидеть лично меня, — тихо сказал мужчина. — Если тебе нужен враг, чтобы вести с ним борьбу, я согласен быть им и впредь. Но я очень прошу: перестань сражаться с мироустройством. Смерть — не беда и не благо. Она — часть естественного круга жизни.

— Скажи, — медленно произнесла я, — тот мальчик, чью свечу я зажгла вчера, станет страдать по моей вине?

— Нет, — улыбнулся гость. — Думаю, он быстро пойдет на поправку, и моя следующая с ним встреча произойдет спустя много лет. Между тем, Вита, зажигая чужие свечи, тебе стоит бережнее относиться к своей собственной. Посмотри, какой она стала маленькой! Если будешь продолжать в том же духе, совсем скоро я приду к тебе не как гость, а как проводник.

— Ты проводник?

— Конечно. Кто же еще? Не думаешь же ты, что я прихожу к людям, чтобы их убить? Моя обязанность — провожать их к следующей черте жизни и следить, чтобы они не заблудились по дороге.

О!..

— Много же у тебя работы!

— Хватает. Но я делаю ее не в одиночку. Проводников много.

— Правда? Тогда почему я всегда вижу только тебя?

Он улыбнулся и пожал плечами.

* * *

Рисунок на линолиуме больничного коридора превратился в калейдоскоп из разноцветных точек. За окном снова темно, и я снова бегу в операционный зал.

Торстен опять выдернул меня из постели в двенадцатом часу ночи — из женского отделения поступила тяжелая больная. Пациентке собирались делать операцию по удалению миомы, однако поздно вечером у нее вдруг заболел правый бок, поднялась температура…

— У нее лопнул аппендикс, Вита, причем, явно не сегодня, — взволнованно объяснял в телефонную трубку Торстен, пока я, превозмогая головную боль, натягивала на себя платье и колготки. — Кроме того, у женщины сахарный диабет и серьезные проблемы с сердцем. Ее уже готовят к операции. Пожалуйста, приезжай скорее.

Я влетаю в предоперационную, и Марта снова помогает мне переодеться и обработать руки.

— У нее четверо детей, Вита, — говорит при этом медсестра. — Двое из них — приемные, взятые под опеку. Если она умрет, малышей придется снова отправить в детский дом.

Бегу в зал и на мгновение застываю на пороге. Ангел смерти стоит у самого стола и, кажется, вот-вот протянет пациентке руку. Рядом с ним работают Торстен, Лестер и Агата. Лестер стоит с дефибриллятором. Подхожу ближе и понимаю — спасать тут некого.

— У нее внутреннее кровотечение, и только что была остановка сердца, — говорит мне Агата.

Беру инструменты и приступаю к работе вместе с остальными. Ангел смотрит на наши усилия грустным внимательным взглядом.

Перехожу на другое зрение — и мои плечи опускаются вниз. Свеча многодетной матери представляет собой оплавленный огарок, зажигать который не имеет смысла. Даже если я поделюсь с ней своим пламенем, пациентка проживет не больше пары-тройки месяцев.

В памяти всплывает разговор, состоявшийся две недели назад за моим обеденным столом.

Ну и как мне ее отпустить⁈ Эта женщина еще молода — лет тридцать пять, не больше! И у нее четверо детей. Наверняка они очень любят друг друга. Сможет ли их отец (если он есть) подарить им столько же внимания и заботы, сколько они могли бы получить от матери?..

Другое дело я. У меня никого нет. И во мне, по сути, никто особо не нуждается — на свете много других докторов, не менее грамотных и опытных, чем я. Однако у меня есть свеча — небольшая, но крепкая. Лет на десять-пятнадцать относительно здоровой жизни ее хватит.

Поворачиваюсь к своему недавнему гостю. Он смотрит прямо и очень спокойно.

В голове тут же проносится мысль: «А ведь он пришел вовсе не за ней — безнадежно больной женщиной. Ему нужен кто-то другой».

Что ж, значит, я все понимаю правильно.

— Агата, — говорю медсестре, — вызови в операционную санитаров. Вам сейчас понадобится их помощь.

Она кивает и через прозрачное окошко в стене делает знак Марте, та тоже кивает и нажимает на специальную красную кнопку.

Я еще раз обвожу взглядом коллег, а потом вырываю из груди пациентки оплавленный огарок и вставляю на его место свою горящую свечу.

Моя голова взрывается ужасающей болью. А потом наступает темнота.

— Скажи, можно ли мне остаться здесь?

Мы идем по длинному темному коридору, мой проводник освещает путь фонарем — большим сгустком яркого теплого света.

— Ты все еще боишься нового этапа? — удивляется ангел.

— Нет, — качаю головой. — Но я бы хотела тоже стать проводником. Встречать людей, освещать им дорогу…

Он улыбается.

— Знаешь, я почему-то был уверен, что как раз этого ты и пожелаешь.

— Ну и?

— Если таково твое решение — пожалуйста. Доставай свой фонарь — и вперед.

— А он у меня есть?

— Фонарь? Конечно, он есть у всех.

Я протягиваю руку, и в ней появляется такой же сгусток света, как и у него.

— Ты ведь поможешь мне освоить… мм… новую профессию?

— Конечно, — он снова улыбается. — Мы теперь будем вместе. Всегда.

ВРАЖЕ, МОЙ ВРАЖЕ

— Вы должны запомнить: причиной любого значимого исторического события является экономический интерес. Война, дворцовый переворот, усиление позиций какой-либо политической партии — все это направлено на получение материальной выгоды. Очередной кусок плодородной земли, пустыня, скрывающая пещеры с алмазами, новый торговый путь или конкретная сумма денег — во главе угла стоят именно они. А теперь вернемся к теме нашего урока. Как вы считаете, что было главной причиной войны между горилуйцами и мединцами?

Я обвела взглядом притихших школьников. Те смотрели на меня молча и с некоторым удивлением. Похоже, о самом серьезном вооруженном конфликте в истории нашего государства им рассказывали в совсем другом контексте.

— Ну же, я жду ваших вариантов. Луис, быть может, вы ответите на мой вопрос?

Крепкий шестнадцатилетний паренек покосился на своих одноклассников, однако сказать ничего не успел: