Финишная черта - Мари Милас

мне посчастливилось застать Лиама в шелковом черном халате и газетой в руках. Я даже не знала, что меня лишило дара речи кусочек его оголенного торса или чертова газета.

В какой-то момент эта комната стала для меня не просто игровой. Она стала местом, где я чувствовала себя целой – не разбитой, не склеенной из осколков. За последний месяц я ни разу не притронулась к своим бедрам. У меня нет новых ран.

Кажется, когда Лиам рядом, я… не болею. Ни телом, ни душой.

Но сейчас, когда я смотрю на экран и пустота заполняет каждую клетку, мне кажется, что ни один заезд по трассе не сделает мой день лучше. Поднявшись с кресла, я направляюсь к шикарной кровати, падаю на нее, свесив ноги вниз, и смотрю на потолок с лепниной.

Сегодня был мой выпускной вечер. На мне все еще выпускное платье, и я выгляжу на миллиард евро, но, если быть честной, ощущаю себя отвратительно.

Приезжали Аннабель и Леви. Они были на официальной части, а потом вернулись в Лондон. Я была так счастлива, когда мне вручали аттестат об образовании, а глаза сестры светились гордостью. Но потом она уехала… и все во мне погасло.

Мои одноклассники отмечают и веселятся, а я здесь.

Родители даже разрешили мне вернуться домой, когда я захочу. Шок. Аннабель провела с папой какую-то беседу, и он отменил комендантский час. Если бы раньше кто-то сказал, что моя сестра сможет перечить отцу, я бы не поверила.

Выпускной вечер проходил неплохо, я даже веселилась. До тех пор, пока не начались медленные танцы… Все парни приглашали девушек, пленяя их в объятиях под песни, пробирающие до мурашек. А я просто стояла и смотрела, ощущая себя такой одинокой и неправильной, что меня начало тошнить.

И вот я здесь, с полной свободной от комендантского часа, но в одиночестве.

Я тоже хочу этого.

Я тоже хочу свой проклятый медленный танец на выпускном вечере.

Хочу, чтобы кто-то смотрел на меня горящими глазами, когда я кружусь, а моя юбка развевается.

Боковым зрением вижу, как приоткрывается дверь. Я одергиваю платье, задравшееся при моем драматичном падении на кровать, и приподнимаюсь на локтях. Вдох застревает где-то в горле, а сердцебиение ускоряется, как если бы меня кто-то напугал.

Лиам стоит, привалившись к косяку и приподняв брови. В его руках мои любимые чипсы. Он всегда их приносит. Кажется, в этом доме поощряют мое пристрастие к вредной еде.

– Привет, – говорит он.

– Прости, я одолжила твою кровать, – вырывается у меня вместо приветствия. – Мне нужно погрустить в потолок.

Лиам усмехается, сокращает расстояние и присаживается на край кровати. Его темные волосы слегка растрепаны, но все равно каким-то образом слишком идеально лежат. Феноменально. Черная рубашка обтягивает широкие плечи, по которым так и хочется провести руками, чтобы… Чтобы что, черт побери?

– Погрустить в потолок? – он выглядит искренне озадаченным.

Я ложусь обратно, складываю руки на животе и вновь смотрю на потолок.

– Давай, ложись и попробуй. Сейчас все поймешь.

Лиам тяжело вздыхает и не шевелится. Он всегда боится подходить ко мне ближе, чем на расстояние вытянутой руки, а лучше – ноги. Его руки касаются меня только в необходимых моментах. И каждый такой момент я записываю в свой личный список.

– Давай, Лиам, эта кровать размером с остров, тут может поместиться целое африканское племя.

Он качает головой, будто пытается убедить себя, что это плохая идея, но все же откидывается на спину, бросив мне в руки упаковку чипсов.

Я открываю ее, засовываю пару штук в рот, а затем протягиваю Лиаму. Он повторяет мои движения, не сводя глаз с потолка и стараясь не соприкасаться со мной пальцами при передаче чипсов, словно мы делим их, как трубку мира.

– Что ты видишь на потолке? – спрашиваю я.

Тело Лиама трясется от смеха.

– Эй, не смейся! Потолки созданы для грусти.

Лиам начинает смеяться еще сильнее – громко, глубоко, хрипло, так, что не может вдохнуть. Этот заразительный звук захватывает меня, я тоже начинаю хохотать, давлюсь чипсами и закашливаюсь.

С моих губ срывается ворчание:

– Ну вот, ты пришел и все испортил.

На самом деле за пару минут он сделал этот день в тысячу раз лучше. Лиам ничего не отвечает, продолжая искать ответы в потолке.

Я поворачиваю голову и всматриваюсь в его профиль. Его губы изгибаются в небольшой улыбке, когда он чувствует мой взгляд. Щеки начинают полыхать, но глаза все равно не хотят его отпускать.

– И долго на него нужно смотреть? – наконец спрашивает он.

Я бы смотрела на него всю жизнь. Но речь не о Лиаме, а о потолке, поэтому мне нужно взять себя в руки.

– Когда поймешь, что тебе больше не грустно, можно перестать, – шепчу я, возвращая взгляд к потолку.

Лиам молчит пару мгновений, а затем поворачивает голову. Теперь он прожигает меня взглядом. Кажется, я вот-вот загорюсь.

– Почему тебе грустно, Рора? – его голос тихий, но я различаю в нем множество эмоций. Одна из них – забота. Он действительно хочет знать, почему я грущу в чертов потолок.

– Сегодня мой выпускной, – выдыхаю я.

– Я знаю, – отвечает он, и все мое тело дрожит под его взглядом. – Ты выглядишь на миллиард евро.

Сдерживаемый смех согревает грудь от его слов – он всегда читает мои мысли.

Я нервно перебираю подол черного шифонового платья, достигающего середины бедра. Когда глаза Лиама останавливаются на моих оголенных плечах, мне хочется либо выпрыгнуть из этой кровати, либо… попросить его продолжать смотреть. Потому что я хочу изучить каждую эмоцию, которую он зажигает одним взглядом.

Лиам протягивает руку и поправляет тонкую бретельку платья, которая упала с моего плеча. Я едва не подпрыгиваю, но не от страха, а от чего-то другого. Все в животе переворачивается, будто я прыгаю с высоты.

Лиам отдергивает руку, но мои пальцы обвиваются вокруг его запястья.

– Сделай так еще раз, – хриплю я, встречаясь с ним взглядом. В его темно-серых глазах с синим ободком бушует шторм, и мне так хочется в нем утонуть. Только в нем.

Он качает головой:

– Нет.

– Тогда я не скажу, почему