Замерзшие лилии - Ольга Сандул

учителя в такой ярости! Он в свои годы был чрезмерно худым, седым, но по-прежнему сильным духом и телом. Все мы знали, что он продолжает тренировки, правда в меньшем объеме как раньше. Усердно молится и переживает за будущее страны.  Для него услышать требования рыцарей об отмене обета безбрачия было равносильно предательству Омаду.

- Кощунство! Да как их языки осмелились! – Кричал он, хватаясь за меч. – Вывести всех на главную площадь и отходить плетью!     А лучше – отбить им то, что, как они считают, делает их мужчинами.

- Таурус, они берут пример с других…

- С кого? Тех неверных, что путаются со шлюхами?! Всех уберу, убью! Истинный воин должен быть чист помыслами и думать только о своей стране! Возносить молитвы Омаду, а не размышлять о женщинах! Все они – несут отраву, проникают в кровь и делают нас слабыми! А ты, - он указал на меня, - еще смеешь их защищать!

- Учитель, прошу Вас успокоиться и подумать о том, что я скажу.

        Пришлось долго уговаривать его присесть в кресло, а после изложить причины, по которым следовало перевести рыцарей Ордена в разряд обычного войска, наподобие тех, что воевали на стороне наших врагов. Перечислял плюсы и даже напирал на то, что в случае новой войны нас вполне может ждать бунт со стороны рыцарей.

          Таурус слушал, но не слышал меня, периодически хватался за меч и собирался лично рубить головы тех, кто попирает заветы Омада.

           После этой попытки он ни разу не позволил продолжить наш разговор в этом ключе. Его больше заботили донесения из соседней Уайны, которая постепенно действительно собирала отряды из наемников.

- Ты отправишься в Порт Перл[1] , - заявил мне наставник. – Сам знаешь: через него проходят все корабли, прибывающие из Уайны. Сейчас, в месяц почитания умерших, они попытаются переслать к нам шпионов или аристократишек, которые до этого трусливо прятались от нас. Нужно будет проверять каждого! Так что вся надежда на тебя, мой славный мальчик.

         Он ободряюще похлопал по плечу и заверил, что все мои дела будут переданы другим и доведены до логического конца. Пришлось подчиниться приказу, но перед отправкой на юг…

           Я убедил себя, что мне нужен всего один глоток воздуха, одно новое воспоминание.  Лишь посмотреть на Нору издалека – через окна на первом этаже отлично просматривалась комната, в которой она всегда принимала посетителей. Иногда в особо паршивый и тяжелый день, я, облачаясь в одежду обычного горожанина, позволял себе пройтись мимо, чтобы мельком увидеть женщину. Просто убедиться, что у нее все в порядке.

            Сегодня этого было недостаточно: почему-то складывалось ощущение, что поездка в Порт Перл станет переломной точкой для всего.

            Я воспользовался знанием, что Нора ведет занятия шитьем у девочек при храме. Навестить его жреца оказалось делом достаточно простым, а дальше  оставалось  незаметно пройти по коридорам и встать у приоткрытой двери, слушая знакомый голос. Нора казалась мне веселой, бойко интересовалась делами каждой воспитанницы и помогала, когда у кого-то из них что-то не получалось. Удивительно, но она была на удивление ласковой и милой, и я прежде никогда не слышал в ее голосе таких  почти материнских ноток.  Стало нечем дышать, когда в голову пришла мысль, что сейчас, получив свободу, Нора может  встретить и полюбить достойного мужчину и создать семью. И я поспешил уйти прочь, чтобы не выдать свое присутствие, и остудить голову, к которой словно прилил жар. Вздохнул несколько раз и, бросив взгляд на храм, поклялся, что больше никогда не стану высматривать Нору вновь. Таурус прав: женщины - отрава. И мою собственную слабость придется вытравливать очень долго.

              По пути в Порт Перл я старательно не думал о Норе, сосредоточившись на видах вокруг и своей миссии. На юге природа оживала раньше, чем в столице,  наполняя воздух не только непривычным мне жаром, но и ароматом дивных растений и цветов. А вид на открывшееся море, отделяющее Порт от соседней Уайны захватывал дух. Впервые в жизни я был здесь и не мог отвести взгляд от воды, которая пропитывала собой все вокруг. Морской соленый воздух, брызги в лицо и паруса кораблей,  видневшихся издалека. Сопровождающие меня рыцари дружно отпросились купаться, хотя мы прибыли поздно вечером,  и звали с собой. Был вынужден отказаться по весьма прозаичной причине: я не умел плавать, а признаться в этом подчиненным было не с руки. Поэтому, бросая  тоскливые взгляды на море, был вынужден довольствоваться видом из огромного окна.

              Днем город предстал передо мной в полной красе и настолько разительно отличался от  столицы, что я только диву давался. Он буквально утопал в зелени, восхищая буйными цветами неизвестных мне растений. Удивительно, но все особняки аристократов сохранились здесь в прекрасном состоянии: только оказались приспособлены под разные нужды. Так в доме бывшего губернатора Порта и всей южной провинции как раз располагался дом наместника, в котором мне был выделен отдельный кабинет и спальня на самом верхнем этаже. Мне она понравилась тем, что почти вся ее сторона, обращенная к морю, была застеклена огромными окнами. И я мог видеть всю бухту, расположившуюся передо мной словно на ладони, а также корабли, приближающиеся к берегу. Безусловно в самом доме сохранялась аскетичность в соответствии с предписаниями Ордена, как и в других домах, которые были заняты непосредственно Главой охраны, миссией Ордена и другими. Наместник, на мои распросы о том, что все особняки в столице пришли в упадок,  а они их сохранили, дал пояснение. Порт Перл всегда по праву считался первым лицом  Тристии. Поэтому даже с переменой власти, управляющий городом старался показать прибывшим из других государств, что под властью жрецов город живет прекрасно. Местную миссию такие вопросы не интересовали,  и я также успокоился.

 Прибыв в дом наместника, который стремился во всем оказывать содействие, сразу же запросил списки прибывающих жителей Уайны, и тех из них, кто отбыл домой. Служка, который сидел в порту и записывал все сведения, сразу же вызвал подозрение. Он казался старательным работягой, но внутреннее чутье  твердило, что все это неспроста. Через сутки, когда я приказал  предоставить мне все сведения за последние полгода, служка был схвачен ночью при попытке поджога этих самых бумаг. На допросе он сдал себя и своего подельника,  признавшись, что они  зачастую пропускали на территорию Тристии разных людей с бумагами на одно и то же имя. За большие деньги,