Прибежище из серы и тьмы - Люсинда Дарк

капельку крови у нее на губах и то, как она высовывает свой маленький язычок, чтобы попробовать ее на вкус. Несокрушимый самоконтроль, который я всегда поддерживал и которым гордился, рушится в одно мгновение. Исчезли цепи вежливости. Исчезли оковы, которые сковывали меня гранями приличия.

Я хочу, чтобы она лежала подо мной обнаженная. Я хочу, чтобы ее плоть сжимала мой член, и я хочу, чтобы она насытилась каждой каплей наслаждения, которое я могу ей дать.

В следующее мгновение Кайра приземляется спиной на матрас, ее глаза расширяются от внезапности движения. Медленнее. Медленнее. Медленнее. Я подавляю мысленный призыв не пугать ее. Я касаюсь передней части ее туники и срываю ее с нее. Если она и замечает новую прореху на спине ткани, пока та летит с кровати, — не подаёт вида. Вместо этого, кажется, ей даже доставляет удовольствие разжигать во мне зверя до новых пределов жестокости.

Ее бедра двигаются подо мной, а тугая повязка на груди впивается в кожу, оставляя следы, пока она тяжело дышит. Не раздумывая, я хватаю ткань между её грудей — и разрываю её посередине. Жёсткая материя расползается в стороны, обнажая её бледную грудь с сосками цвета спелой ягоды, и оттенком розы.

Вид ее, полуобнаженной и распластавшейся подо мной, дает волю зверю, которого лучше бы оставить в клетке. Обхватив одну грудь рукой, я наклоняюсь и посасываю сосок. Я провожу языком по твердому кончику, пока ее тело выгибается и извивается подо мной. Одна из ее рук поднимается и сжимает мой затылок, прижимая меня к себе. Как будто у меня есть какие-то планы уйти куда-то еще. Если бы мужчина мог родиться для того, чтобы делать что-то одно, я подозреваю, что моей целью в этой жизни было бы доставлять удовольствие этой женщине.

Ногти царапают мой затылок, посылая молнии по моим венам, пока я посасываю и покусываю ее соски. Сначала один, потом другой, пока оба не наливаются багровым жаром, который соответствует моему собственному туману безумия. Когда я наклоняюсь над ней, Кайра отпускает меня, чтобы атаковать перед моих брюк. Ее пальцы освобождают мой член от его ограничений, и я отстраняюсь, чтобы полностью снять штаны, пока она затем делает то же самое со своими.

Злобное проклятие, которое не произнесла бы ни одна спокойная скромная девушка, вырывается из нее, когда она изо всех сил пытается избавиться от штанов. Сдерживая ухмылку, которая не должна была мешать моей концентрации, я хватаю ее за штанины и полностью снимаю их, перекидывая через одно плечо.

Теперь, когда на ней не осталось ничего, кроме плоти и желания, я переползаю через нее и прижимаю ее руки над головой к матрасу. Спина выгибается, груди касаются моих грудных мышц, я наклоняюсь и нависаю губами прямо над ее губами.

Ее глаза закрываются, и она выгибается дугой в ожидании. Проходит такт, затем другой, и когда она понимает, что я не собираюсь ее целовать, ее глаза распахиваются, а из горла вырывается сердитый звук.

— Что ты делаешь? — требует она. Ее бедра прижимаются к моим, ее сердцевина так близко к напряженной эрекции, расположенной между нами. Она дергается и извивается, и я прижимаюсь своими бедрами к ее, наваливаясь на нее всем своим весом, чтобы удержать ее неподвижной.

— Руэн. — Она рычит, ругается и дергает свои скованные руки.

— Посмотри на меня. — Команда льется с моих губ, как вода. Постепенно, после еще нескольких секунд яростных царапаний и требований, ее глаза, наконец, возвращаются к моим и успокаиваются. — Вот так. — Я перемещаю обе ее руки к центру матраса, удерживая их только одной своей, чтобы прикасаться к ней более тщательно.

Скользя вниз, по округлости ее щеки, к выступающему подбородку, а затем к стройной, красивой шее. Мои пальцы сжимаются там, оборачиваясь вокруг ее горла, сдавливая с обеих сторон, пока ее глаза немного не расширяются, недостаточно, чтобы выдать страх, но достаточно, чтобы я знал, что она чувствует меня — по-настоящему и безгранично чувствует меня.

Когда мои пальцы касаются ее шелковистой кожи, мне открывается уязвимость, которую я увидел, когда она сбежала от камеры своей матери. Я смотрю в насыщенные грозные глаза цвета расплавленной стали. — Я буду всем, кем тебе нужно, чтобы я был, Кайра Незерак. Я буду монстром. Я буду твоим святым, или я буду твоим Богоубийцей, если это потребуется. — Мне все равно, кто я такой, лишь бы она никогда не переставала нуждаться во мне. — Но знай это.

Ее дыхание становится неровным, как и мое.

— Я всегда найду тебя. — Я устраиваюсь между ее раздвинутых бедер, раздвигая их шире, чтобы вместить мой обхват. — Потому что ты моя. — Ее дыхание вырывается из груди, а глаза вспыхивают осознанием, когда головка моего члена касается ее влажной щели. Я сдерживаю желание застонать. Словно расплавленный жар, ощущение одного этого легкого прикосновения вызывает у меня желание погрузиться глубоко в нее и обрести рай, в котором мне было отказано слишком много проклятых лет.

— Скажи это. — Слова срываются с моих губ предупреждающим рычанием, практически провоцируя ее лишить меня права собственности. Она обнажает ряд идеальных бледных зубов, когда моя головка проскальзывает внутрь на самый маленький дюйм.

Ее спина бессознательно выгибается, а бедра покачиваются. Я крепче сжимаю ее горло, перекрывая приток крови по бокам, и мне нравится, как она дрожит под напором пьянящего удовольствия, которое приносит это действие.

— Скажи. Это. — Мои бедра вращаются по кругу, вращая мой член внутри ее отверстия, а затем вынимая.

Со вздохом голова Кайры откидывается на подушки, и ее глаза, сузившись, смотрят на меня. Кончик одного клыка прикрывает плюшевую полноту ее нижней губы, прикусывая ее достаточно сильно, чтобы потекла кровь. Я ничего не могу с собой поделать при виде этого. Я наклоняюсь и прикасаюсь языком к ране, слизывая ее кровь, прежде чем завладеть ее ртом в порочном, карающем поцелуе. Ее руки дергаются в моей хватке, ее груди приподнимаются и прижимаются к моей груди, затвердевшие соски упираются в мою плоть.

— Если ты хочешь мой член, ты скажешь это, — бормочу я, прерывая поцелуй и прижимаясь своим лбом к ее. Мой голос становится тише. — Не будь гребаной трусихой, Кайра. Скажи мне, что ты моя.

Почти сразу после того, как последнее слово слетает с моих губ, я снова прижимаюсь к ее отверстию и вхожу внутрь, до упора.

Крик эхом вырывается из ее горла. — Твоя! — Она задыхается, ее тело изгибается под моим, когда я выхожу и толкаюсь обратно. Сжимая ее горло ладонью, я наклоняю бедра и погружаюсь