Бывший муж. Босс. Миллиардер - Эмилия Марр

— Не начинай, ладно? Я звоню не для того, чтобы разборки устраивать. Просто… если тебе вообще ещё надо, можешь приехать ко мне сюда, в Германию. Виза, билет — сделаю. Жить есть где.

Он как будто пьян, язык немного заплетается. Это он, получается, только в таком состоянии готов мне позвонить?

— Щедро, — отвечаю с иронией. — А ты точно не перепутал меня с кем-то из своих новых подружек? Или это такая благотворительность теперь? «Обиженная дура, приезжай — приючу».

— Я просто говорю как есть, — раздражённо бросает он мне в ответ. — Не обязан я сейчас рассыпаться в нежностях. Ты же сама всё решила. Слилась — и молчание. Мне, между прочим, тоже было не сладко.

— Тебе⁈ — внезапно срываюсь, не выдерживая весь этот бред. — А ты знаешь, каково мне сейчас⁈ Ты хоть понимаешь, что я пережила с тех пор, как ты уехал в свое светлое будущее? Мой отец умер! А еще… — и тут я уже не могу продолжить, просто не могу произнести, что мы потеряли нашего малыша.

— Я не знал, — отвечает он глухо. — Ты ничего не сказала.

— А ты хоть попытался узнать⁈ Хоть раз позвонил? Или тебе твоя Германия и новая пассия важнее были?

—Я думал, ты меня бросила, — напряжённо. — Сама. Просто исчезла. Я не знал, что с тобой. Я бесился, да, но… я ждал. Хоть какого-то знака.

— А я ждала тебя. Смотрела на дверь, пока не поняла, что ты не придёшь. Что тебе плевать. Что нас больше нет, — говорю со слезами, но с яростью в голосе.

— Хочешь — ненавидь. Возможно, я где-то и провинился. Я не смог дать тебе то будущее, что обещал. Но если всё-таки… если есть хоть что-то, приезжай. Не из-за меня. Просто чтобы не была одна, — говорит тихо, сдержанно.

— Я уже одна, — жёстко перебиваю его. — Привыкла. И не проси больше. Ты меня потерял тогда. И я к тебе не вернусь. Ни за билет, ни за визу, ни за подачку.

— Понял, — глухо.

— Поздно понял, — шепчу в ответ.

Трубка падает. В комнате тишина, только моё рыдание.

Глава 36

Настоящее

— Через несколько дней мама решает: «Агата, ты погибаешь здесь. Ты говорила, что у тебя есть друзья в Тюмени. Мы уедем туда. Поступишь в университет. Я поеду с тобой». Тётя поддерживает. Я сначала сопротивляюсь, но потом соглашаюсь. Николаю Петровичу ничего не говорим. Просто уезжаем. Сначала снимаем там жилье, а когда продался дом, покупаем в Тюмени двухкомнатную квартиру. Там я оживаю. Подруги помогают, вытаскивают меня из тьмы. Я поступаю в университет. Учусь, хватаюсь за жизнь. Проходит пять лет. Я заканчиваю обучение, нахожу работу. Мама улыбается, видя, что я постепенно прихожу в себя. И тогда она решает вернуться домой, на юг. Там мягче климат, да и сестра её зовёт. Я не хочу возвращаться: для меня тот город пропитан болью. Я остаюсь в Тюмени. Но время не щадит. Смерть тёти и болезнь мамы снова зовут меня домой. Я бросаю всё и возвращаюсь. Потому что мама — это всё, что у меня осталось.

Я заканчиваю. Слова рвутся из меня, как кровь из раны, и наконец истощённым шёпотом срываются последние:

— И вот так… я осталась одна. Без отца, без ребёнка… без всего.

В комнате повисает тишина. Я опускаю взгляд в пол, не решаясь встретиться с ним глазами. Мне страшно: Как он воспримет? Осудит ли? Обвинит снова? Или промолчит?

Эрик все так же стоит на коленях, но будто окаменел. Его кулаки сжаты так, что побелели костяшки. Лицо бледное, глаза расширенные, как у человека, которому вдруг сорвали повязку с глаз.

— Агата… — голос его срывается, хриплый, чужой. — У нас…был… сын?

Я вздрагиваю, но киваю. Слёзы жгут глаза, но я не позволяю им падать.

Он поднимается с колен резко, словно удар током получил, начинает метаться по комнате, сжимая голову руками.

— Господи… — он шепчет, потом почти кричит. — Сын! И я… я даже не знал!

Он поворачивается ко мне, и я вижу, как в его глазах мелькают все чувства сразу — боль, вина, ужас, любовь, ненависть к самому себе.

— Ты всё это время несла это бремя одна? — он подходит ближе, смотрит прямо на меня, в самую душу. — А я… я обвинял тебя! Я верил, что ты предала меня, ушла к другому! Чёрт, Агата…

Я не выдерживаю, вскакиваю с кресла:

— А разве было не так? Ты исчез! Ты молчал! Когда я ждала тебя больше всего, тебя не было рядом! Ты уехал, обручился, женился там… как будто и не было нас!

— Я не знал! — он кричит, срываясь. — Понимаешь? Не знал! Если бы я… хоть намёк, хоть весть… Агата, я бы землю рыть начал, но пришел бы к тебе!

Я отворачиваюсь, сжимаю ладонями лицо. Его слова режут, потому что я слишком хорошо слышу в них правду.

И вдруг он оказывается рядом. Я не успеваю отстраниться, как его сильные руки обвивают меня. Он прижимает меня к себе так крепко, будто хочет впитать мою боль, забрать её.

— Прости… — он шепчет мне в волосы, и его голос дрожит. — Господи, прости меня, Агата. Я не был рядом, когда ты умирала внутри. Я не защитил ни тебя, ни сына… Я виноват во всём.

— Отпусти… — шепчу я сквозь слёзы, упираясь ладонями в его грудь. — Я не хочу этого!

— Нет, — он держит ещё крепче, его дыхание горячее, сбивчивое. — Не отпущу. Я потерял однажды всё — и больше не позволю этому случиться.

Я бью его кулаками в грудь, сильно, как могу сейчас. Он не реагирует. Только прижимает сильнее, а сам глотает слёзы.

И я вижу: Эрик плачет. Настоящими, мужскими слезами, без стыда.

Его плечи дрожат, когда он прижимает меня к себе, и я слышу только его шёпот:

— Прости… прости… прости…

И моё сердце рвётся между ненавистью и тем, что никогда не умирало, — любовью.

Я чувствую, как его сердце бешено колотится у меня под ладонями. Он держит меня так, словно боится, что я исчезну снова, растворюсь, оставлю его в пустоте.

— Отпусти, Эрик… — мой голос ломается,