Это мгновение - К. С. Отем

Кайден стоит у двери, через которую ушли все гости, молчит, просто тупо смотрит в комнату. Одна рука обхватывает живот, а другая лежит сверху, ногти впиваются в ткань его костюма.

Плач матери скрежещет по сломанным частям меня, и я не выдерживаю. Я не говорил несколько дней, и когда слова вырываются, они звучат хрипло. Грубые, как гравий, который врачи смыли с моей поврежденной кожи.

— Заткнись! — кричу я.

Все взгляды в комнате устремляются на меня. Сейдж кладет руку мне на плечо, но я отталкиваю её. Обхожу скамью и останавливаюсь рядом с ложем из красного дерева, где лежит мужчина, которого я люблю. Глядя сверху вниз на его мать, я сжимаю кулаки и позволяю жгучему гневу бурлить внутри меня.

— Ты не имеешь права плакать. Ты была ужасной матерью, так что не строй из себя жертву. — Мое дыхание сбивается, слова вырываются, и я едва не задыхаюсь от боли и комка в горле. — Он заслуживал гораздо лучшего, чем ты. — Я указываю на неё, она смотрит на меня с открытым ртом, рука театрально прижата к сердцу. Развернувшись, обращаю свои слова к Кайдену. — Он заслуживал гораздо лучшего, чем вы оба. — Он вздрагивает, отступает, пока не упирается спиной в стену. — Нам вообще не следовало быть на той вечеринке!

Мой гнев не знает границ, и я позволяю ему вырваться, хотя понимаю, что не должен был говорить такие вещи. Знаю, что мальчик передо мной так же сломлен, если не больше, чем я. Он потерял своего брата, своего близнеца, лучшего друга. Но всё, что я вижу — это гроб, и всё, что я чувствую — глубокую боль и пустоту, которые не могу вынести.

Поэтому я не останавливаю свои слова, даже когда вижу, как они падают с грубой силой. Когда его дыхание сбивается, а руки дрожат, сжимаются вокруг живота, как будто боль слишком сильная, я не останавливаюсь.

— Он хотел что-то изменить, у него были планы. У нас были планы. Ты украл это у него. — Я прижимаю руку к груди. — Ты украл это у меня. — Слезы текут по моим щекам волнами, так же, как и у Кайдена. Понизив голос, я наношу последний удар. — Хотел бы я, чтобы это был ты. Хотел бы я, чтобы ты умер вместо него.

— Джейми, — говорит Сейдж на выдохе, протягивая руку и кладя её мне на плечо. — Прекрати.

Кайден падает. Он падает на землю и подтягивает ноги к груди, раскачиваясь взад-вперед. Моя мама и Дункан подскакивают, чтобы утешить его, и я болезненно втягиваю воздух, дергаю себя за волосы, сбитый с толку тем, что позволил себе растерзать его, когда уже видел, как тонкий слой хлопка сдерживает его, пытаясь удержать его целым.

— Ебать… — бормочу я себе под нос.

Прямо сейчас я так далек от человека, которого любил Купер, что даже не знаю, кто я такой. Священник проводит их мать, и наконец-то приходит время прощаться. Роясь в кармане, я достаю ожерелье, которое подарил ему на день рождения. Кулон кажется тяжелым в моей руке — тяжелым от тысячи мечтаний, которые никогда не сбудутся. Я осторожно кладу его на гладкое дерево.

— Я люблю тебя, детка. Всегда и навеки.

Снаружи светит солнце, что полностью противоречит темным облакам, которые преследуют меня. Достав телефон, я открываю сообщение, которое получил несколько дней спустя после его смерти.

Неизвестный номер: Мистер Дюран, это Энн из Timeless Memories. Я хотела сообщить вам, что ваше обручальное кольцо готово.

Я не хожу на его похороны. Не иду на ужин, на котором настояла моя мама. Я иду в ювелирный магазин и забираю кольцо. Потом иду домой, держу его в руке и оплакиваю мужчину, которого любил всем сердцем. Мужчину, которого я потерял.

Мужчину, который оставил меня здесь — только с воспоминаниями о нём.

Часть Три

Glow - Livingston

Troubled Waters - Alex Warren

Last Call - Jamie Miller

Some Kind of Perfect - Ryan McMullan

Глава 17

Кайден

Здесь такой запах, что у меня сводит живот. Смесь чего-то сильно сладкого и едкого, как дешевые духи, перекрывающая запах разложения. Закрыв за собой дверь, я щелкаю выключателем, и ванную заливает яркий белый свет. Она шикарная — такая же шикарная, как и дом, которому она принадлежит. Больше, чем в моей маленькой квартире, как минимум вдвое, с черно-белой плиткой и современной серебристой мебелью. Пол, однако, мокрый и липкий, повсюду разбросаны туалетная бумага и пивные бутылки, что, как я полагаю, приводит в беспорядок обычно ухоженное помещение.

Прижимаясь спиной к стене и сползая вниз, я чувствую вибрации музыки — вечеринка продолжается, а я сижу и смотрю в пустое пространство перед собой, избегая взгляда в зеркало от пола до потолка справа от меня. Мне не нужно смотреть себе в глаза теперь, когда я наконец пришел к этому решению.

Три года.

Сегодня, три года назад, я был на вечеринке, мало чем отличающейся от этой.

Только тогда я был не один. Улыбающееся лицо Купера, когда мы танцевали той ночью, преследует меня каждый день. Он был так счастлив. Такой живой и такой чертовски счастливый.

Три года.

Это слишком долгий срок, чтобы оплакивать кого-то. Тысяча девяносто пять дней переставлять ногу с ноги на ногу и пытаться, пытаться так чертовски сильно стать лучше. Быть всем, чем был Купер. Чувствовать, что я заслужил ту жизнь, которой должен был бы продолжать жить, и в то же время наказывать себя за то, что так и не смог этого сделать. Поднося бокал к губам, я делаю последний горький глоток уже теплой жидкости и прислоняюсь головой к холодным плиткам стены.

Я так устал пытаться.

Мой телефон подает звуковой сигнал, но я игнорирую его и вместо этого достаю потрепанный коричневый бумажник, который Купер подарил мне много лет назад.

Он едва держится, так похож на меня, что мне хочется рассмеяться над иронией. Изнутри я вытаскиваю два предмета. Фотография — мы с Купером, когда нам исполнилось восемнадцать, — и тонкое лезвие бритвы из нержавеющей стали.

Горе — это монстр, который висит на твоих плечах, пока ты не станешь слишком слабым, чтобы бороться с ним. Пока не навалится усталость, и монстр не нашепчет