Ребенок для Азата - Мария Зайцева

А сын доверчиво улыбается, спокойно лежа в моих руках, тянет маленькую ладошку, чтоб ухватить за бороду. Похоже, он впервые видит бородатого мужчину и очень заинтересован сейчас, увлечен.

Чуть наклоняюсь, чтоб ему было удобнее, сын добивается своего, крепко хватая меня за бороду, и счастливо улыбается. Правда, потом пальчики соскальзывают, слишком мало длины.

Сын хмурится и пробует еще раз. Упорный. Как и его отец. Я помогаю, приближая его к лицу.

— Я… — голос хрипит, болью дерет горло, но я продолжаю, — я… Отращу ее такой длинной, чтоб тебе было удобнее держаться. Да?

И, клянусь, он кивает! И взгляд темных глаз такой внимательный, осмысленный!

Он меня понимает!

Ощущение целостности мира оглушает. Только сейчас я понимаю, что до этого вообще не жил… Не понимал, что не живу… Ходил, ел, дышал… работал, решал какие-то вопросы… Искал свою женщину. Наказывал ее за предательство, за то, что плохая мать, за то, что хочу ее до сих пор до дрожи в руках и темноты в глазах, за то, что она имеет надо мной мистическую, жуткую власть.

В целом, создавал видимость жизни, не понимая, насколько это все пустое. Что это — неполная картинка. Неполная жизнь.

И не думал даже, что совсем недалеко от меня, совсем рядом, на одной планете живет мой сын. И ему некого хватать за бороду! Это же огромная потеря!

Каждому ребенку нужен отец, чтоб держаться за его бороду, сидеть на его плечах и идти с ним за руку.

Почему у моего сына этого не было?

Вскидываю взгляд на молча плачущую рядом Наиру. Мне сейчас надо бы спрашивать… Надо бы разъяриться, потому что она сделала самое дикое, что только может сделать обиженная женщина по отношению к мужчине.

Забрала у меня моего сына. И лишила его возможности держать меня за бороду и спать на моих руках с самого своего рождения… И если бы не случай, то…

Крепко зажмуриваюсь, не желая даже думать о таком исходе. Нет. Всему всегда есть своя цена, Всевышний лучше нас знает, какие испытания мы можем пройти. И выстоять.

Сын в руках возится, начинает кряхтеть и хмурить темные брови.

Что-то не так? Не так держу? Больно?

Смотрю на Наиру, она смахивает со щек слезы пальцами, говорит тихо:

— Он хочет есть…

Киваю, прижимая сына к себе, не желая отдавать его в протянутые руки матери.

— Пойдем. Я понесу.

— Но в коляске удобнее…

— Понесу, сказал… — не могу сдержать раздраженный рык, Наира бледнеет, закусывает губу, глаза становятся огромными на белом лице.

— Пожалуйста… Пожалуйста… — шепчет она и тянет руки к сыну, — отдай… Не забирай… Пожалуйста…

Ее просьба не сразу правильно доходит до моего туманного мозга. Я удивленно смотрю на нее, не понимая причин. А потом… Потом доходит. Она боится, что я его… Что? Совсем заберу? Она с ума сошла окончательно?

И сразу все обрушивается валом: и злость, и раздражение, растерянность… Как она вообще до такого дошла в своей сумасшедшей женской голове?

Понимаю, что, если не успокоить, то будет скандал, а потому говорю спокойно, несмотря на то, что дико хочется заорать, возможно, даже потрясти за плечи, приводя в чувство:

— Мы просто дойдем до дома. Его же надо покормить? Я его понесу. Хорошо? Я не собираюсь его забирать.

— Правда? — она закрывает рот ладонью, из полных ужаса глаз катятся прозрачные слезы, — правда?

— Да, Наира, — хриплю я, — пошли домой. Мой сын хочет есть.

Глава 42

В последнее время меня преследуют жуткие кошмары по ночам. И самый повторяющийся — Адам на руках у Азата. Сын тянет ко мне ручки, плачет, я немо открываю рот, пытаясь закричать, но ни звука не вырывается из спазмированного горла. Азат смотрит на меня так жутко, жестоко и холодно, а затем разворачивается и уходит… С Адамом на руках. И я стою, скованная ужасом по рукам и ногам, не могу двинуться! Накатывает невероятно страшное ощущение бессилия, ощущение того, что жизнь кончилась. Вот прямо в этот момент… Я просыпалась со слезами на глазах и немым криком, так и не покинувшим горло…

И сейчас ситуация пугающе напоминает тот кошмар, оживший кошмар из моего сна!

Глаза Азата, темные и жестокие, Адам на его руках… И он мне его не отдает! Не слушает моих умоляющих слов!

В какой-то момент, когда он холодно отказывается вернуть Адама, я понимаю, что умру. Прямо сейчас. В эту самую минуту. И сон мой, мой дикий кошмар, завершится…

Я не могу бороться, словно ступор нападает, только молить получается… Униженно. Да, Всевышний, я на колени перед ним встану! Пусть отдаст! О чем я думала, когда решила рассказать ему о ребенке? Помрачение рассудка, сумасшествие!

И, когда Азат удивленно вскидывает бровь и поясняет, что просто хочет донести его до дома… Я не могу этого осознать. Слезы катятся, а глупое “Правда?” повторяется и повторяется само собой…

Азат же, похоже, не понимая до конца охвативший меня ужас, спокойно кивает и идет к дому, бережно неся сына на руках.

А я не могу сделать шаг. Целое, длинное, как вся моя глупая жизнь, мгновение.

Немо открываю рот, смотрю вслед на широченную спину, чуть наклоненную голову, словно он смотрит на сына и взгляд не в силах оторвать. И шаг у Азата такой неторопливый, экономный и очень осторожный… Так несут величайшую драгоценность. То, что отпустить — подобно смерти.

Сердце, наконец, начинает стучать, да так больно, что опять текут слезы из глаз. Но я уже прихожу в себя.

Смаргиваю непрошеную воду с ресниц, выдыхаю, подхватываю коляску и торопливо иду следом.

Азат не оглядывается, словно понимая, что мне сейчас надо прийти в себя после нервного срыва. Он дает мне это время.

И я благодарна ему за нежданную чуткость.

У подъезда я обгоняю Азата:

— Давай я возьму Адама, а ты коляску завезешь…

Это критический момент для меня, хотя сама не понимаю причин такого поведения. Что помешает Азату забрать сына позже? Он мне всегда казался достаточно сумасшедшим, чтоб не услышать предостережения Ани и попытать удачу.

Но почему-то именно сейчас мне нужно видеть, что контроль над ситуацией не утерян. Глупо, да. Но ничего не могу с собой поделать. Не думаю, что будет, если Азат не отдаст…

Но Азат спокойно передает мне притихшего Адама, подхватывает коляску, легко