Ребенок для Азата - Мария Зайцева

Потом протягивает молча руки обратно, и я снова от даю ему сына. И уже как-то легче это получается…

До квартиры добираемся в молчании.

В том же заторможенном странном состоянии проходим, я раздеваю Адама, Азат стоит рядом и смотрит. Ничего не говорит, вообще. Ни одного вопроса. Просто смотрит. На него. На меня. Опять на него. Опять на меня.

Я упорно стараюсь опять закрыться за привычными делами, переодеваюсь, мою руки, готовлю бутылочку, сажусь, располагаю Адама поудобней для кормления.

Азат за это время успевает тоже помыть руки, снять пиджак, распустить ворот рубашки. И садится чуть сбоку. И по-прежнему не сводит с меня взгляда. Серьезного, темного, плохо читаемого.

О чем он думает, понять невозможно, да я и не пытаюсь. Трусливо отворачиваюсь, понимая, что, как только Адам поест и уляжется в манежик, мне не удастся отвертеться от откровенного разговора.

И не то, чтоб я его не хотела… Просто понимаю, что это будет трудно.

И вообще…

Я ведь все время подспудно ждала, что Азат, если узнает о ребенке, поведет себя или в своей привычной манере бешеного зверя, никого и ничего не слыша, круша все вокруг, или, наоборот, как холодный монстр из снов…

Но Азат ведет себя совершенно непривычно. Так непохоже на уже сложившееся о нем мнение, подправленное впечатлениями о его поведении здесь, в Европе, и удачно затершимися воспоминаниями о нашем счастливом прошлом.

Мы помним плохое ярче, чем хорошее, к сожалению… Я до последней паузы помню этот его разговор с Рахметом, но наши ослепительные счастливые минуты слились в один яркий комок, ни дня не вычленить…

Сейчас уже понятно, что моя вина в произошедшем серьезна. Он тоже не ангел, да и вообще… У меня было право так поступить, сбежать, чтоб обрести свободу, было!

Но скрывать ребенка… Не знаю. Раньше была уверена, что на это тоже есть право, святое право матери, защищающей своего сына…

А вот сейчас, после того, как увидела, какими глазами Азат смотрит на сына, как держит его, вспоминая, как дрогнули его пальцы при первом прикосновении, как расширились зрачки при первом взгляде… Я уже ничего не знаю. И ни в чем не уверена.

И сейчас…

Он так смотрит. Так, что мне одновременно жутко, страшно и волнительно.

Это какой-то новый Азат, я не знаю, чего от него ждать…

И возникает вполне закономерный вопрос: а знала ли я своего мужа на самом деле? Понимала ли?

Правда, надо сказать, что он и сам не спешил раскрываться, прочно навязав мне привычную жизнь жены богатого человека, не занятой ничем, кроме себя и дома.

Но и я, наверно, хороша… Я говорила ему, что мне не нравится? Я, может, пыталась разговаривать? Нет… Я все скрывала, все копила в себе, приказывая себе привыкнуть, уговаривая, что все так живут, и что я же его люблю, а значит все стерплю, все получится.

Я попала в ловушку и ловко подстроила свой мозг, чтоб не было так жутко от этой ситуации. А Азат, его любовь, его отношение, послужили сладкой пилюлей… Как можно было бороться, когда тебя так любят? И когда ты так любишь?

А потом, когда раскрылись глаза, в один момент буквально… Я словно заледенела. Очередное предательство близкого человека подкосило, заставило онеметь, закаменеть изнутри. Я плохо помню, о чем думала в те жуткие несколько дней, пока искала пути побега. Мне бы поговорить с мужем, поплакать, спросить… Рассказать, что меня тревожит, что мне не нравится… Но не принято у нас это! Не принято! И воспитана я именно в том, что мужчине не нужно знать все женские тайны, они не стоят его внимания! Это просто капризы, нельзя отвлекать сначала папу, потом мужа…

Только потом, после многочисленных бесед с психологами, я более-менее начала понимать, в какой эмоциональной яме находилась…

Но до того, что в случившемся с нами есть и моя вина, додумываюсь только сейчас. Когда вижу, какими глазами смотрит Азат на своего сына. Меня грызет чувство… вины?

Адам, наевшись, неожиданно засыпает.

Я знаю, что его сон недолог, максимум полчасика, кладу его в кроватку, и, не глядя на Азата, выхожу в кухню.

Там ставлю чайник, чтоб заварить себе того странного напитка, к которому пристрастила меня Аня, Азат появляется через минуту. Не сомневаюсь, что эту минуту он стоял у кроватки сына…

— Ты хочешь чай с молоком?

— Что?

Я называю напиток так, как его зовет Аня, по-русски. И, естественно, Азат не понимает.

Молча наливаю чай, разбавляю молоком, ставлю перед ним чашку.

Азат смотрит с сомнением, затем осторожно пробует.

Я сажусь напротив, делаю глоток.

И выдыхаю.

Соберись, Нэй… Вам все же надо поговорить. Хватит уже быть маленькой инфантильной девочкой.

Никому это не приносит счастья.

Глава 43

— Ты же мне не собиралась говорить про сына, так?

Голос Азата звучит глухо, очень спокойно. И я опять испытываю это странное ощущение нереальности… Не может Зверь быть таким спокойным. Не может просто.

И вопрос… Вопрос сложный, сразу наотмашь — и в грудь.

Если начну отвечать односложно, есть риск… Хотя, что это я? Какой может быть риск серьезней, чем то, что сейчас происходит?

Но, в любом случае, этот новый Азат, спокойный и взвешенный, достоин полноценного ответа.

И потому признаюсь:

— Собиралась.

Азат вскидывает на меня взгляд, очень недоверчивый… И я его понимаю, потому ставлю чашку на стол, чтоб не видно было, насколько руки дрожат из-за волнения, и продолжаю:

— Я хотела тебе рассказать… Тогда еще. Год назад. В тот самый день, когда случайно разговор подслушала.

Он молчит, кивает, соглашаясь с моим безмолвным протестом, понимая мое состояние на тот момент… По крайней мере, я на это надеюсь.

— Потом… Азат, потом я думала только о том, что могу лишиться ребенка в любой момент, когда тебе захочется…

— Ты же понимаешь, что это не так… — спокойно замечает он, но я не хочу опять по второму кругу слушать заверения в его честности, я хочу выговориться! Очень!

— Азат… — нетерпеливо перебиваю его, — ну вот… Просто поставь себя на мое место… Хотя, это смешно, конечно…

— Почему смешно? Я понимаю… Ты разозлилась, услышала что-то не то… Хотя, я до сих пор тот разговор плохо помню… Это был всего лишь разговор, Наира… Всего лишь разговор.

— Это были твои мысли, — не соглашаюсь я, — твои намерения… Тогда я думала, что на мой счет. И, знаешь, даже если не на мой… Это жестоко