Сибирь - Настя Полос

стала пустой, только движение рук, только кровь, что я сливала в маленькую банку. Вновь дырка — прокол. Это был четвертый, и, видимо, Дмитрий больше не мог терпеть эту адскую боль, но и пошевелиться возможности не было.

И я решила нарушить табу.

— Моя первая ампутация конечности произошла, когда я отработала настоящим хирургом неделю.

Может быть, моя история отвлечет его, но главное, она отвлечет меня от постоянных подергиваний и стонов агонии.

— Я даже не окончила университет до конца. Мне чудом повезло быть на каникулах дома, когда вирус активно заражал всех вокруг. А потом… мира не стало по щелчку, — я воткнула шприц в седьмой. — Мне пришлось учиться всему уже после. И вот когда начальство решило, что я уже могу справиться сама, мне дали первую сложную пациентку. Я даже не смогла отпилить кость до конца. Мои руки дрожали так, что стежки получились кривые. Но я сделала это. Я взяла скальпель и провела операцию. Пациент остался жить. И ты останешься.

Дмитрий не мычал и не двигался, и я подумала, что он потерял сознание от шока. Я бросила быстрый взгляд. Он не отключился. Он смотрел на меня. Так ясно и чисто. На секунду мне показалось, что его зрачки застыли и он, возможно, прямо сейчас обращается. Но Дмитрий моргнул.

Когда я закончила с последней ранкой, приступила к закрытию укуса. Дмитрий был совсем бледный, но я ничего не могла больше сделать. Это выбивало из колеи, мне оставалось только шить.

— Готово. Теперь только ждать.

Я улыбнулась ему, но, казалось, Дмитрий не видел. Его веки опустились, слегка подрагивая. Дыхание стало тяжелым и прерывистым.

Я сжала кулаки, но смолчала, убирая все на свои места и скидывая окровавленные тряпки в ведро.

— Эй, я зайду?

Я кивнула.

Айзек, прихрамывая, открыл решетку. Он выглядел уставшим и поникшим, но все равно дружелюбно спросил:

— Как ты? Устала?

— Немного. Сильно.

— А… он?

— Не знаю, — честно ответила. — Нужно время. Может, несколько дней.

— Я думаю, он…

Громкий звук.

Треск стекла и крики.

— Сука! — голос Леона.

— Нет! — Янис.

А потом что-то тяжелое с силой ударилось о стену.

Через минуту решетка камеры открылась, и в нее зашел Макс. Взял ключ и запер нас изнутри.

— Несколько дней? Нет, так долго я ждать не собираюсь.

Макс смотрел на меня.

Глава 23

Отчаяние — самая опасная эмоция. Она может возродить из пепла, дать необходимую силу, такую нужную для борьбы. Она может отнять всю надежду, похоронить тебя под пластом невозможного, заставить опустить руки. Отчаяние сильнее страха, сильнее уверенности. Отчаяние поглощает, путает мысли, лишает разума и воли. Отчаяние не дает вдохнуть полной грудью, заставляет руки дрожать.

Не слыша шагов Леона и его ругани, улавливая лишь тихие всхлипы Янис; видя, как исчезает ключ в кармане Макса, его горевший злостью взгляд; отмечая синеву кожи Дмитрия и обрывочное дыхание; понимая, что в моих руках пусто и оружия совсем нет; смотря, как Айзек отрывается от стенки и встает напротив Макса, — я ощутила самое настоящее отчаяние.

Захотелось закрыть глаза и провалиться куда-то вглубь, туда, где есть спасительная темнота. Уйти, никогда не возвращаясь, лишь бы не видеть, что будет дальше. Не знать. Сбежать. Спрятаться.

Быть не здесь.

В камере, что сужалась с каждой секундой, сосредоточился весь мир и его погибель.

Стекло внутри меня зазвенело, сжимая барабанные перепонки. Захотелось закрыть уши и с силой сдавить их. Но я не могла.

Дмитрий дышал. Айзек был здесь. За стенами Янис и Леон, который, возможно, нуждался в моей помощи.

— Макс? — спросил Айзек, загораживая меня.

— Дружище, лучше отойди!

— Прекрати, чтобы ты сейчас ни собирался сделать.

— Ты не понимаешь? — Темные брови сошлись на переносице, ноздри широко раздулись. — У нас был уговор! Даже когда тебя ранили, мы хотели уйти! Что теперь изменилось?! У нас есть задание, чертов кодекс! Мы должны отвести ее в «Сибирь», и дело с концом!

— Но он не бросил меня и тебя бы не бросил!

Макс сухо усмехнулся.

— Это уже доконало. Я заколебался слушать ваше нытье! Когда пришли эти двое, — его лицо презрительно скривилось, — все покатилось в задницу! Вы оба, как два кобеля, окучиваете эту суку! Янис туда же. Я просто хочу выполнить задание! Что в этом плохого?

Последнюю фразу он проронил так тихо и обреченно, что Айзек напрягся. И в то же мгновение Макс кинулся вперед, но Айзек перехватил его.

Тяжелый удар прилетел Айзеку в челюсть, заставив его отшатнуться. Сначала Макс не хотел вредить ему и вновь пошел ко мне, но Айзек подлетел сзади и отшвырнул его к стене.

— Успокойся, Макс! — кричал Айзек ему в лицо, прижимая локоть к шее. — Хватит!

Лицо мужчины исказилось, задыхаясь, он оскалился и с силой врезал Айзеку лбом прямо в нос. Ему пришлось отступить, но больше Макс не собирался сдерживаться. Он нанес один удар, второй. Айзек покачивался и не мог отразить удар.

— Айзек! Айзек! Нет! Остановитесь! Нет!

Мой голос срывался, я ничего не могла сделать.

Макс лупил его с таким остервенением, будто давно ждал этого. Но внезапно Айзек выставил руку вперед, перехватив его кулак. И, зарычав, нанес по лицу два удара. Алые струйки потекли по лицу, но Макс улыбнулся, будто кто-то наконец-то развязал ему руки. Сплюнув кровь, он обманным маневром повел ладонь в сторону лица Айзека, тот прикрылся, но Макс сменил позицию и ударил ему в живот. А потом пинком ноги выбил колено опорной ноги. Айзек взвыл, присаживаясь на ногу. И в этот момент послышался голос:

— А ну стой, сука!

Леон держал пистолет, просовывая его сквозь прутья. Правый глаз заплыл, белок покраснел, и большая алая точка закрывала серую радужку. Губы презрительно скривились, обнажая зубы.

— Я, блять, выстрелю и не пожалею.

Я смотрела на Леона, чуть ли не всхлипывая, и не понимала, почему он не нажал на курок сразу! Но, повернув голову, осознала. И новая волна отчаяния лишила меня сил.

Макс стоял, прижимаясь к стене спиной. А в его руках, лицом к Леону, зажат Айзек. Он взял его в захват и душил. Айзек пытался вырваться, барабаня кулаками. Покалеченная нога подогнуто висела. Кровь с лица впитывалась в куртку, он хрипел, но ничего не трогало ублюдка, что сдавливал его шею.

— Стреляй, — лениво бросил Макс. — Застрелишь нас двоих. А твоя сестренка будет так плакать. Ее будет так жаль. Бедная Елена!

Айзек скосил глаза на меня. Они сжались, будто в легкой полуулыбке. Карий взгляд шептал: «Все будет хорошо! Не