Сибирь - Настя Полос

Видеть его страх стало настоящей отрадой. Месть — поистине сладкое чувство.

Это ощущение превосходства, когда чья-то жизнь в твоих руках, опьяняло, но истинное наслаждение — ее отнимать. Когда огонек в глазах гаснул, смешавшись с первозданным ужасом.

Мой Ветхий Завет, моя заповедь.

— Встретимся в аду.

Я воткнула скальпель в его правый глаз, с наслаждением вдавливая настолько, что он вошел по самую рукоять. В этот же момент Леон вырвал его гортань, и та повисла на груди, продолжая держаться сосудами.

Макс — то, что от него осталось — повалился на пол. Я наклонилась к его штанам и достала ключ. Открыла дверь и впустила Леона.

Янис стояла позади, опустив пистолет вниз. Ее глаза казались пустыми, а в черных волосах показался отблеск седины. Впрочем, я не всматривалась.

Леон обвил меня руками, крепко прижимая к себе. Я уперлась в его грудь и глубоко вдохнула родной запах, смешанный с кровью. Леон тяжело дышал.

Я подняла ладони и погладила его по шее.

Красные, все в крови, ладони.

Руки. В. Крови.

В крови.

Кровь.

Кровь. Кровь.

Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь.

Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь.

— Елена, нет!

Я отскочила от Леона, схватила тряпки и стала стирать ее. Кровь.

— Елена!

Руки дрожали! ДРОЖАЛИ!

— Елена, послушай! Елена! Янис, дай мне шприц! ЯНИС!

Тряпка не помогала, и тогда я стала царапать кожу ногтями, всеми силами стараясь содрать ее!

Елена! Остановись!

Кровь!

Айзека. Айзек…

Мертв. Прямо под моими ногами его тело с разломанной головой и кусочками мозга по полу.

Я истошно закричала.

Мне нужно убрать кровь.

— Дайте мне нож! ДАЙТЕ МНЕ НОЖ! МНЕ НУЖНО УБРАТЬ КРОВЬ! Ха-ха-ха-ХА-ХА-ХА!!! Она здесь?! Леон, ОНА ЗДЕСЬ??!! ЛЕОН, ДАЙ МНЕ НОЖ!!!!!!

Игла воткнулась прямо в шею. Но в этот раз я знала, что мне это не поможет. Теперь ничто не поможет. Оно только утянет меня в бездну, а я впервые туда не хотела.

Стекло внутри меня лопнуло и впилось острыми осколками изнутри.

Я оттолкнула брата из последних сил, но, поскользнувшись на луже крови, упала на бетонный пол.

Он был холодный.

Перед глазами закружилось, я тонула.

И вдруг напротив меня кто-то лег. Я не помнила кто. Лишь видела, как зеленые глаза источали поток слез. Они смотрели и смотрели. Смотрящий что-то говорил, но я не могла разобрать слов. Его рука схватила мою, и я сжала ее, не совсем понимая, почему вдруг решила так сделать. Но отчего-то внутри, среди грязи и крови, среди боли и ужаса, среди скорби и тлена, вдруг зародилось тепло.

Я тонула, тонула, тонула, а две зеленые точки ярким фонарем оставляли маяк, чтобы я могла вернуться.

Я уже иду, жди меня.

Баю, баю, баю, бай.

Тихо крошка засыпай.

Яркий отблеск зимних звезд

В тишине ночной

Приведет тебя домой.

Баю, баю, баю, бай.

Поскорее засыпай.

Снег ложиться у двери

Звезды гаснут — не зови,

Мир вокруг меня безмолвен,

Ты ушла — с тобой и я.

Баю, баю, баю, бай.

Ярче стала лишь луна.

Пусть мороз сокрыл следы,

Ты мой ангел тихо спи.

Баю, баю, баю, бай.

Ты нашел свой путь к мечтам,

Светит лишь один огонь.

Я приду, малыш родной.

Глава 25

Год назад

Аванпост «Светлый Путь»

Каждое утро начиналось с мыслями об отце. Хотелось мне того или нет, но я раз за разом прокручивала в голове его последние минуты. Может быть, мне хотелось напомнить себе, ради чего я делала то, что делала, а может, эта нить помогала мне сохранять остатки человечности, что с каждым днем иссекала.

Отец погиб через месяц после всемирного заражения. В этот момент мне повезло быть дома на каникулах. Мир сходил с ума, а мы оказались заперты в Омске. Все больницы переполнялись первыми заболевшими. Тогда еще никто не знал, что именно происходит. И что все лечение бесполезно.

Особо буйных сажали в отдельные палаты, но были и те, кто заражался постепенно. Например, как наш отец. Весь его вид и безысходность в глазах добивали нашу семью, которая не хотела до конца верить в плохой исход.

В последний день его жизни я смотрела в небольшое окошко на то, как привязанный к кровати, он выгибался дугой, как рычал и бился головой о железные прутья, скалил зубы и никого не подпускал к себе. Иногда проскальзывали отголоски осознанности, и отец смотрел на меня прямым взглядом красных глаз. Это сродни удару под дых. Он молил умертвить его, освободить от этих мучений, но никто из нас не мог пойти на этот шаг.

Поэтому мы наблюдали, как отец превращается в животное. А потом, как полностью обратившись, увидели, как его жизнь оканчивается на дворе той самой больницы.

Каждого в нашей семье это сломило. Но больше всего мать. Новый мир стал самым страшным местом, где мы ежечасно лишались всего самого ценного.

Это стало первой точкой, кирпичиком к тому, что ждало меня дальше.

Зачатки Аванпоста росли, и вскоре появились первые ограждения, а вместе с тем и захваченная территория. Внутри тоже происходили изменения. Каждый врач бросил свои усилия на изучения вируса, и меня — молодого студента — тоже призвали. Наша группа из двадцати человек проходила всевозможные тесты. И вскоре нас разделили.

До сих пор я помнила, как спускалась по темным подвалам куда-то вглубь, а за мной шли люди с автоматами. Я сопротивлялась, чувствуя в груди нетерпение и странный азарт.

А потом меня привели в лабораторию. В ту самую, где я работала по сей день. Таких, как я, всего трое. Молодые, амбициозные, готовые на все ради изобретения лекарства. Каждый раз в самые спорные моменты нашей работы я вспоминала глаза отца и ту боль, что он испытывал.

Наш руководитель — доктор Виктор Шолохов, чье место я занимала сейчас, — тогда сказал:

— Здесь наше будущее, коллеги. Эту битву не выиграть честными методами. Чтобы победить чудовищ, мы должны стать монстрами.

С того дня я стала настоящим монстром.

И знала, что предел еще не достигнут.

Я сладко потянулась