Сибирь - Настя Полос

— Снимите намордник. Мне нужно видеть кожные покровы.

Я подошла ближе и посветила в блеклые белки, оценила венозные рисунки. Тварь внимательно наблюдала за мной, будто начинала что-то понимать.

— Невероятно! Это просто невероятно! Осмотрите девушку!

Нажав на несколько точек на лице подопытного, я оттянула его веки. И именно в этот момент тварь ринулась вперед, с силой вгрызаясь мне в руку выше защитных манжетов. Я вскрикнула и дернулась, но зараженный не желал отпускать.

Леон, что находился рядом, среагировал первым и воткнул зараженному в левую часть пасти длинный нож. Его удар пробил зубы и рычагом повернул лезвие. Я вырвала руку, а Леон добил зараженного, отрывая ему голову.

— Елена? — Брат взволнованно подошел ко мне, но я смотрела не на него, а на лаборанта, что сидел с открытым ртом, в ужасе смотря на произошедшее.

— Ты записал? Ты успел?

— Д-да, но в конце смазанные результаты.

Я стиснула зубы и задрожала от гнева.

— Приготовить новые образцы, Леон, проследи. Я замотаю руку.

Я двинулась к лестнице, но перед тем, как уйти, все же обернулась и прошептала:

— Выходит, ты все-таки зря умерла, Светлана.

Глава 27

Я наблюдала, как неудачные пробники убирают, пока обрабатывали рану и накладывали повязки.

Леон развалился на кушетке, что стояла напротив, и жевал бутерброд. Его товарищи по отряду делали то же самое. Почувствовав мой взгляд, Леон нахмурился, а потом ястребиным взором уставился на меня.

— Он так на вас смотрит. Как будто хочет сожрать.

Валерия, как и всегда, стояла со мной. Ее каштановые локоны до плеч всегда идеально уложены, а длинные ресницы от природы подчеркивали изящность. Девушка сходила с ума по нашему командиру отряда.

— Ты никогда не думала, ну… — Валерия могла не продолжать. Этот вопрос я слышала не впервые.

— Мы же родня! — воскликнула я, скривившись. А потом показала Леону язык. Он сделал то же самое.

— Родня? Вы же не кровные брат и сестра.

— Я видела его с прыщами. Мне этого достаточно.

— Зато сейчас он, м-м-м! — Валери закрыла глаза в поддельном блаженстве.

Теплые чувства Леона я всегда интерпретировала лишь как братские. Может быть, только иногда мне казалось, что он вел себя слишком… слишком. Но ничего с этим не делала.

Прибытие Леона в нашу семью стало для меня настоящим спасением. Он был замкнут и растерян, но чем старше становился, тем сильнее открывался. Уже в первый день я заметила в нем родную душу и приняла на себя роль опекуна. Теперь мы всегда рядом и помогаем друг другу. Только он знал, чем я занимаюсь. А значит… и меня настоящую.

Мне бы хотелось рассказать Марку. Но каждый раз, как я представляла, что расскажу ему, меня охватывал такой дикий ужас, что я не могла пошевелиться. Его Елена — милая, добрая фея с белыми волосами, страстными глазами. Его Елена — женщина, что носит его дочь, которую он ждет с нетерпением. Его Елена — свет в этом мире.

Но настоящая Елена — это монстр, что прячется в шкуре овцы.

Когда с рукой закончили, я положила ее на живот.

На каменный, слишком горячий живот.

— Что-то не так, — прошептала я.

И в ту же секунду меня сковал дикий спазм, отдавшийся в поясницу. По ногам потекла вода.

Вперемешку с кровью.

✄┈┈┈┈┈┈┈┈┈┈┈┈

Я не могла дышать. Как больно!

Меня везли на каталке по больничным коридорам. Белые потолки мерцали от множества ламп, но для меня все выглядело размытым. Я слышала чьи-то крики, но не могла понять, были ли это мои. Перед глазами стояло лицо Леона, искаженное ужасом. Он крепко держал меня за руку и что-то говорил. Он то и дело двоился, точка фокуса металась то на одно, то на другое.

Агония внизу живота росла с каждой секундой. Мне удавалось приподнять голову, и тогда я видела свои согнутые колени, испачканные до такой степени, что вся медицинская форма стала красной.

Звуки смешались в одну общую какофонию, где-то на периферии я слышала переговоры врачей. Кажется, пришел Марк. Мой Марк. Он смотрел на меня так, будто прощался. На его щеках виднелись мокрые дорожки, он умолял меня бороться, просил держаться, но я повторяла на все их просьбы только одно:

— Мила-а. Моя Мила-а. Спа-асите Милу-у.

Мой голос тонул в собственном животном крике.

Меня завезли в палату и с трудом переложили на родильное кресло. Спина выгибалась дугой, и меня держали силой. Леон и Марк переоделись в халаты и стояли с двух сторон. Каждый, не переставая, отдавал команды: «Дыши! Дыши. Глубже!»

Когда я увидела Феликса, на меня накатило минутное облегчение, даже пришла осознанность. Откинув завесу адской боли, я посмотрела прямо на него, ища нужную мне уверенность. Но лицо Феликса внушало лишь одно.

Приговор.

Он стоял бледный, как полотно, и смотрел на мой живот. Его рот открылся и перекосился. Огромные ножницы, больше напоминающие секатор, дрожали. Все, кто находился здесь, застыли, словно их заморозили, и даже Леон поднялся. Его рука расслабилась, выпуская мою.

Я перестала кричать, потому что весь мир остановился. Время прекратило свой бег. Воздух стал плотный, как накатные волны океана.

Все встало на паузу, что я услышала четко:

— Оно… оно пробирается. Само.

Хрусть.

Хрусть. Хрусть. Хрусть.

В тот же миг мои глаза застилала кровавая пелена. Позвоночник зажил своей жизнью, отрывая меня от кресла, но голова выгнулась назад, и я пронзительно, как никогда прежде, закричала.

Нет подходящего слова, чтобы описать эту боль. Ни одно сравнение не достигнет того пика кошмара, что я испытывала.

Кости таза словно раздвигали руками, кто-то рвал меня изнутри. Ни огонь, ни лед. Что-то среднее. Тупым ножом разрезая внутренности, отбрасывая куски плоти за ненадобностью. Каждый новый виток, новый порез сопровождался моим криком. Леон и Марк крепко держали меня, но у них не выходило.

— Надо вытащить! — кричал Леон. — Вытащите это из нее! Оно рвет ее на части!

Это?

Это моя дочь, Леон!

Это Мила!

Моя Мила, мой маленький цветочек. Я так часто представляла ее пухлые розовые щеки, взгляд почти прозрачных глаз и светлый пушок на голове. Ее первое «агу» звучало в моей голове ежедневно. Я видела, как Марк качает ее на руках, а потом мы вместе засыпаем на кровати. Видела, как Леон поет моей дочери песни и катает на плечах.

Я видела…

Это?

— МИЛА! СПАСИТЕ МИЛУ!

Я истошно кричала чужим хриплым голосом. Связки давно порвались, и крики постепенно превращались в шепот, но я