Начинающий блоггер или месть бывшей жены - Роксэн Руж

На благосклонность Шольца тоже надежды было мало. Если он даже собственной дочерью не интересуется, зная, что ей каждый месяц нужно платить за обучение и ипотеку, то что говорить о Кирилле. Мальчик для него никто. Пустое место.

Я вспомнила один наш разговор. Он произошел очень давно, когда я еще пыталась слепить из наших отношений что-то похожее на семью. Тогда мне казалось, что второй ребенок мог бы все исправить. Да, я рассуждала именно так. Усыновить маленького человечка, чтобы он своими силами смог решить все проблемы взрослых. Тогда Шольц сказал, что не потерпит в своем доме чужого ребенка, тем более, все детдомовцы это отбросы, способные в будущем только пить, колоться, воровать и убивать.

Мне даже стыдно вспоминать, что в тот момент я с ним согласилась. Прежняя Мила верила во многое, смотря на мир сквозь очки, настроенные под видение бывшего мужа.

Может быть, попытаться подделать документ самой? Нет, то, что Мария Семеновна проверит принадлежность руки Шольца к написанной характеристике я даже не сомневалась. Боюсь даже представить, что бы тогда было, дай я этой замечательной женщине такой козырь.

Может быть, посоветоваться с Самородовым?

Не может быть, а надо это сделать!

Я уже взяла телефон, готовая набрать номер Александра…Но передумала.

Я знаю, Самородов начал бы меня успокаивать, уверяя, что он все решит.

Только, чем тогда бы это закончилось? Очередным мордобоем и такой характеристикой, что, я боюсь, меня и уже имеющихся родительских прав лишат. Если даже до рукоприкладства и не дойдет, Щольц из чистого упрямства, не станет писать эту чертову характеристику, если к нему обратится Александр.

Нет, нужно хорошо все обдумать.

Я думала весь день, так ни на что и не решившись.

— Тебя что-то беспокоит, Мила? — спросил Айсберг Дмитриевич, садясь рядом со мной на диван.

Сразу после ужина, по заведенной традиции, мы шли все вместе в гостиную. Там, мои мужчины любили поиграть в приставку (не смотря на все запреты со стороны Марии Семеновны, которая очень пеклась о благополучии Кирилла). А я любила посидеть и понаблюдать за ними.

— Нет, ничего не беспокоит. Просто устала. — Как хорошо, что женщина, будучи в интересном положении, всегда может прикрыться этим вот положением.

Айсберг Дмитриевич погладил мой живот, с той стороны ему ответили, выпирая маленькую ручку или ножку.

К нам подошел и Кирилл. Каждый раз, когда чудо начинало свои шевеления, он был тут как тут.

— Давай пять, — говорил он, прикладывая свою ладонь. И куда бы Кирилл не перемещал свою руку, маленькая ладошка следовала за ним.

Вечером, уложив Кирилла спать, пришла в нашу спальню. Айсберг Дмитриевич принимал душ, а вот я никак не могла принять решение. Каждый раз, когда я пыталась рассказать Александру о поправках, введенных Марией Семеновной, меня словно что-то останавливало.

Самородов вышел из ванной комнаты, когда я уже спала. Ну, по крайней мере, успешно делала вид. Айсберг Дмитриевич лег рядом, поцеловал, обнял. Как бы хотелось сейчас оказаться во вчерашнем дне. Ведь уще накануне не было ни Марии Семеновны, ни воспоминаний о Шольце, ни страха, что у нас отнимут Кирилла.

Всю ночь я пролежала без сна. Маленькое чудо чудило так, что я не могла найти себе места. Наверное, ему передалось мое нервное состояние.

Под утро удалось немного вздремнуть. И то, благодаря тому, что в какой-то момент меня просто выключили. Бывает такое состояние, когда впадаешь в дымку полной отрешенности.

Проснулась я вся в слезах, отбиваясь от пытающегося разбудить меня встревоженного мужа.

Во сне я бежала следом за Кириллом, перепрыгивая через различного рода препятствия (да, о том, что мне запрещено это делать я вполне себе осознавала). Прыжки были затяжными, больше похожими на полет. Несмотря на все мои старания, я не могла догнать сына. Его уводили от меня, держа за руки. По одну руку мальчика находился Шольц, по второю Мария Семеновна. Они его тянули за собой. Кирилл в какой-то момент перестал сопротивляться, послушно пошел следом. Как бы я не старалась допрыгать-добежать, Кирилл удалялся все дальше и дальше. Прежде чем превратиться в недосягаемую точку обернулся и сказал:

— Ты же обещала меня никому не отдавать, мама!

И исчез. Как будто и не было в моей жизни Кирилла.

— Мила… — Александр тряс меня за плечо, пытаясь вернуть в реальность. хоть и с трудом, но сбросила с себя последние путы кошмара, который, вероятно, навсегда теперь останется со мной.

— Все нормально, Саша. Просто кошмар приснился, — глухо ответила я.

Нет, я никому не позволю отнять у меня сына.

Решение было принято. Я сама встречусь с бывшим мужем и возьму у него эту характеристику.

Память уже не жалит, мысли не бьют по рукам…

Утром я проявила всю силу своей выдержки, как эмоциональной, так и физической. Стоически, если можно применить это слово к горизонтальному положению моего тела, изображала из себя спящую царевну. И даже нежный поцелуй царевича не смог скинуть с меня путы притворного сна. Что касается физической выдержки — обычно к девяти утра я, толкаемая природными потребностями и моим подросшим чудом, посетила бы уборную уже несколько раз. Сегодня же с замиранием мочевого пузыря ждала, когда муж, уже таки, отправится работу работать.

Вот тебе и бег с препятствиями! Я пыталась быстро дотопать до туалета, отлично применяя на практике пингвинью походку.

До обеда я собиралась с силами и мыслями, как правильно построить с Шольцем разговор. Решила придерживаться тактики «а-ля экспромт».

Накормив сына обедом, я все-таки решилась. Долго промучилась, пытаясь возвратить Шольца из черного списка. Да, зашвыривать бывшего мужа в место для неугодных, как оказалось, было намного проще и приятней.

А когда-то знала цифры его номера назубок. Сколько же мусора я раньше запоминала. На ум пришли слова из песни: «…память уже не жалит, мысли не бьют по рукам…». Я тебя посылаю к лысым чертям. Конечно, последняя строчка уже моя, а не замечательного Игоря Талькова, но к моей ситуации подходит отлично. Вот, получу свою характеристику, и следуйте, Эдуард Владславович, прямо по указанному вектору.

Вдох-выдох. Звонок. Гудок, Ответ.

— Слушаю, — прозвучал в трубке удивленный голос бывшего мужа, словно он спрашивал у меня, слушает ли он.

— Эдуард, здравствуй. Это Людмила, — я решила на всякий пожарный представиться, вдруг он давным-давно стер мой номер с памяти телефона. Хотя, почему тогда такой удивленный голос.

— Соскучилась? — голос сменился уже на самодовольный. Да, удивленный Шольц мне был больше по душе. Более понятен.

Проигнорировала его вопрос.