Кровавая заутреня - Нина Алексеевна Левина

выдала себя, увидев мать, лежащую неподвижно рядом с мёртвым поляком, и окровавленную кучу тряпья, в которой узнала отца. Кати распахнула глаза от ужаса, и крик готов был сорваться с губ, но Чеслав закрыл ей ладонью рот и прошипел:

— Молчи, молчи!

От представшей перед глазами страшной картины у Кати закружилась голова и подкосились ноги. Она бы рухнула на землю, если бы Чеслав не поддержал девушку и не протащил её быстро мимо толпы, крепко обхватив за талию. Когда мятежники остались далеко позади, он остановился, чтобы передохнуть. На Кати было страшно смотреть. Бледная, с полубезумным взглядом, она шаталась и тихо повторяла:

— Боже мой, Боже мой, Боже мой, Боже мой…

— Послушай, Кати, — корчмарь взял её за руку, — ты должна делать так, как я скажу. Розумиешь?

Девушка перестала шептать и посмотрела на него.

— Так нельзя, Чеслав, я должна вернуться. Там матушка и батюшка, — вдруг быстро заговорила она. — Что с ними сделали? За что, Чеслав? Я хочу вернуться, они будут искать меня.

— Кати, они мертвы. И ты будешь мертва, если врочиш. Я хочу спасти тебя.

— Мертвы? Нет-нет, это не так! Ты не знаешь моего батюшку, он не такой, он не может умереть! — Девушка затрясла головой и попыталась вырваться, но Чеслав крепко держал её за руку.

— Все мертвы! — повторил он. — Сегодня в Варшаве убьют всех русских. А тебя я спасу.

— Убьют всех русских, — эхом повторила Кати. — За что? Почему? Как хорошо что мой Алёша далеко… Ты ведь знаешь Алёшу? — Она вцепилась в Чеслава обеими руками. — Он говорил, что ты славный человек, что вы приятели! Ты ведь друг моего Алёши? Правда?

— Да, мы друзья с Алексием, поэтому ты должна меня слушаться. Ради него.

Чеслав обрадовался, увидев, что при словах об Алексее у Кати появился осмысленный взгляд. Надо постоянно напоминать ей о нём и можно будет без проблем добраться до окраины Варшавы.

— Слышишь, Кати, я спасу тебя ради Алекси. Только делай всё, как скажу.

— Хорошо, Чеслав, я поняла. Добрый, хороший Чеслав. Я всё сделаю.

— Тогда слушай. Сейчас мы пойдём через центр Варшавы. Ты видела, что робиться в Праге? — Кати кивнула. — В Варшаве страшнее. Не обращай ни на что внимания. Иди молча. Если остановят — отвечать буду я. Если начнёшь мовить — тебя убьют. Розумиешь?

— Да.

— Тогда идём. Не пугайся и не кричи.

Чеслав взял в одну руку пистолет, а в другую — руку Кати и повёл девушку к мосту через Вислу. С этой стороны было спокойно, основные группы мятежников орудовали в глубине Праги. Зато с того берега слышались пальба и крики, иногда доносились пушечные выстрелы. Возле королевского дворца было особенно многолюдно — среди толпы мятежников гарцевали на лошадях гвардейцы.

Как только Чеслав с Кати миновали мост, их окликнули по-польски стоявшие неподалёку вооружённые люди:

— Слава генералиссимусу Костюшко!

— Слава Речи Посполитой! — отозвался Чеслав.

— Что там в Праге? Очистили от москалей?

— Заканчивают! Никто не уйдёт!

Корчмарь воинственно вскинул руку с пистолетом и поспешил дальше, уводя за собой Кати. Слыша звуки близких выстрелов и возбуждённые выкрики, она прижалась к нему и старалась не смотреть по сторонам, опустив глаза. Мимо проскакали несколько гвардейцев во главе с Мареком Тарживецким. Заметив Кати, тот придержал коня. Её лицо показалось ему знакомым, и поручик задумался: «Где-то я видел эту панянку». Но тут со стороны дворца донеслись вопли, толпа загомонила и хлынула внутрь. Марек с отрядом поскакали туда же. По дороге поручик вспомнил, где видел Кати, и удивился, что русская панянка спокойно разгуливает по улицам Варшавы. Он обернулся, но Чеслав со спутницей уже скрылись из глаз, поэтому мысли о Кати быстро вылетели из головы Тарживецкого. Он присоединился к другим гвардейцам и они начали теснить толпу, не позволяя ей добраться до короля Станислава.

Накануне восстания солдаты королевской гвардии получили щедрое вознаграждение от Яна Килинского. Их командование договорилось с ним, что гвардия поддержит мятежников, но с одним условием — особа короля священна и неприкосновенна. Таким образом гвардейцы не нарушат присягу, данную королю — защищать его и королевство. А что делать с врагами Речи Посполитой — решать восставшим. Гвардия на стороне короля и народа. Удобно и правильно. Конечно, Станислав не ожидал, что будет именно так. Узнав о восстании, он приказал гвардейцам разогнать восставших и помочь русским. Но командование быстро объяснило королю, что отныне оно подчиняется напрямую генералиссимусу Костюшко и действующему от его имени члену городского магистрата Яну Килинскому. А вскоре и сам Ян с группой охраны прибыл в королевский дворец на переговоры. Впрочем, не совсем на переговоры, а на оглашение требований и условий, с которыми Станиславу предстояло согласиться.

Тем временем Чеслав вёл Кати по улицам Варшавы. Девушка не узнавала преобразившийся город. Неужели это та самая Варшава, чистая и красивая, по которой они всего месяц назад прогуливались с матушкой? Теперь везде были грязь и кровь, повсюду валялись мёртвые тела. Кати спотыкалась об убитых мужчин и женщин и поверить не могла, что всё происходит наяву. Из некоторых домов неслись крики и выстрелы, треск ломающейся мебели и плач детей. Иногда навстречу им с Чеславом кто-то бежал, преследуемый буйной толпой, вопящей: «Бей москаля!» Тогда Кати вскрикивала и пряталась за корчмаря, а он одобрительно кричал толпе, потрясая пистолетом: «Слава генералиссимусу Костюшко!» — подтверждая таким образом, что он свой. Ближе к окраинам стало спокойнее, а за Тамкой-Калешиным и вовсе тихо. Людей здесь почти не было. Те, кто два года назад поддержали Тарговицкую конфедерацию, сидели по домам тихо, а остальные поспешили в центр, стараясь принять участие в убийствах и поживиться добром убитых, как было обещано.

Где-то в середине Солеца Чеслав привёл Кати к стоящему особняком дому глухонемой старухи и огляделся. Вроде, никого. Он быстро завёл девушку внутрь, поднялся, держа её за руку, к своей комнате под крышей и отпер дверь.

— Входи, — подтолкнул он Кати. — Здесь пока поживёшь.

— Чей это дом? Твой? — прошептала девушка.

— Нет. Одной хорошей старой женщины, она сдаёт мне комнату. Входи, не бойся.

Кати шагнула, но вдруг с ужасом отшатнулась, словно почуяв недоброе от этой тёмной комнаты с узеньким окошком вверху у балки, больше похожем на бойницу. Из него не выглянешь на улицу, только кусочек неба и виден. Широкая