Встречная-поперечная - Антонина Циль

Следующим маневром князь и Маша обошли лотки с нехитрыми украшениями россыпью. Марья Петровна набрала браслетов, колец и бус из местного самоцветного камня, не пожалев денег на подарок наядидам. А вот наушницы пришлось купить в лавке: серебро нечисть не жаловала, какой другой металл в воде быстро заржавел бы, но нашлись подвески из малахита.

— Ну вот и все, — выдавила Маша, когда список покупок закончился. — Только… проводите меня до гостиницы, Иван Леонидович. Здесь, кажется, недалеко, но боюсь потеряться. Меня Марфуша ждет.

— А где вы остановились?

— В «Светлом Граде».

— Так и я у них. Ресторан там хорош, а вы, верно, голодны. Планируете заночевать в городе?

Словно и не было того путешествия по зачарованному лугу.

И паутинницы.

И лихорадочного рассказа Ивана в саду Абрамцевых.

И долгих часов в кровати, когда Маша думала о княжиче, не в силах забыться сном.

А они беседуют, как чужие люди. И Мария волнуется, что кто-то увидит их, входящими в одну гостиницу. О том ли ей сейчас думать? И когда это она сделалась такой… чувствительной к слухам и сплетням? Маменька вот Машина никогда чужое мнение во внимание не брала. А ведь сколько о ней болтали! И что замуж вышла в расчете на богатство, а оно возьми да не обломись. И что замуж из вдовства не хотела, а ведь столько предложений имелось! И ведь сами неудавшиеся женихи сплетни и множили.

— Планирую, — твердо сказала Мария. — Я устала… город утомил, отвыкла. Не хочу сейчас спешить, торопиться.

— Голодны?

Вместо Маши отозвался ее живот – запел тоскливо, печально, поминая далекий завтрак и перекус на пароме. Хорошо, что в торговых рядах было шумно.

— Голодна, — решительно кивнула Мария.

Глава 19

В гостиницу они все же вошли порознь. Маше и Марфуше досталась комната на втором этаже, с видом на реку.

Велеша здесь крепчала, разливалась широко. По мосту сновали экипажи. Если и был Родовейск раньше крошечным уездным городком, то ныне назвать его захудалым язык не поворачивался.

Комнаты в «Светлом граде» были скромными, но уютными. Устроившись, Маша заказала еды в номер для Марфуши, а сама спустилась в ресторацию при гостинице. Княжич уже был там. Оба изобразили случайную встречу и сели за столик у окна. Окна в гостинице тоже были хороши: широкие и чистые, и всё смотрелось аккуратным, новым.

— Не только за границей умеют публику ублажать, — словно услыхав Машины мысли, заметил Иван Леонидович, — А и у нас уже научились.

Однако подали им не заграничные яства, а ушицу, запечённые языки, кулебяку и пару чая.

Попробовав всего понемногу, Маша улыбнулась.

— Что вас развеселило? — тоже улыбнувшись, поинтересовался Левецкий.

— Вспомнила, как мы устроили на берегу пикник, а потом... потом как я по болоту идти боялась... —смело призналась Маша.

Пусть Княжич догадается, как ценны для неё эти воспоминания, пусть. Прежде Маша никогда своих чувств не стеснялась, потому что понимала, чтоб подкреплены они её умом и знаниями. Но общество Абрамцевых и всех этих... Лопушкиных будто бы заставило её надеть маску. И даже при Левецком носила она чужое обличие. Но ведь именно с ним во время их путешествия ей не нужно было притворяться. Что же изменилось?

Ну подумает княжич, что она экзальтирована и инфантильна. Значит, не так они близки духом, как Маше вначале показалось.

Но Левецкий, отпив чай из нарядной чашки с маками, оживлённо подхватил:

— А Любава? Я трясся перед ней, как мальчишка. Всё боялся, что она меня выдаст.

— А она не выдала, — задумчиво заметила Маша. — Почему? Вы говорили ей, что злодейку ищете?

— Не говорил, она сама себе на уме.

— А внучки водяного, — вспомнила Маша. — Такие очаровательные девчушки... Я удивилась, очень. Водный Люд Поперечья для меня всегда загадкой был. Там, где мы с мамой жили, рек крупных не было.

— Что это было за место? — с любопытством спросил Иван Леонидович.

— Мест было много, — доверительно сообщила Маша. Словно растрескался и растаял в душе лёд. Или стена, что прежде выросла между ней и княжичем. Говорить было легко, и Маша наслаждалась моментом: — Сначала мы жили в Берёзовке, недалеко от Костромы. Умер папа... Мы провели в Берёзовке ещё два года, пока мама не отошла от удара. Местные помнили папу и очень помогали... Но потом содержать большой дом нам стало не по карману. Так начались переезды. Мы несколько раз сменили место проживания, а затем осели в Великом Новгороде. Там я пошла в гимназию для девочек. Сбережений и денег от продажи дома хватало, и мы не бедствовали, но и позволить себе многого не могли. Однако маменька настояла на моём дальнейшем образовании, а я рада была хоть как-то приобщиться к ремеслу покойного папеньки. Там и преподавать начала, и оказалось, что на поперечные языки имеется большой спрос. Дела наши выправились. Маменька повторно замуж вышла, а я... Вот узнала про дедушку и бабушку.

Маша запнулась, кашлянула, чтобы унять неожиданный спазм в горле.

— Что-то не так?— нахмурившись, спросил Левецкий.

— Не знаю, как сказать... Но поскольку дела наши… мое и ваше… оказались связаны... Помните, что предсказала спиритическая доска? Вы ведь не считаете, что то был розыгрыш?

— Отнюдь, — проговорил княжич. — Я и с Любавой на этот счет консультировался. Она тоже не увидела в вызове духа забавы. Сказала только, что Змей уже здесь. И ведь знаете... Я не должен об этом говорить, я обещал сохранить тайну следствия… и в детали вдаваться не буду… но вы должны знать.

Иван Леонидович заговорил о страшной находке подле Змеевой пещеры.

Маша слушала, затаив дыхание, холод обнял её руки и плечи, как это всегда происходило при упоминании таинственного Змея.

— Вот как, — обречённо проговорила она, когда Левецкий закончил рассказ.

— Мария Петровна, вы побледнели. Я, верно, вас испугал.

— Меня испугали задолго до вас, — возразила Маша. — Дело в том, что мой дед...

***

Иван слушал Марью Петровну, и пальцы его непроизвольно сжимались в кулаки. Сколько же невзгод свалилось на голову этой хрупкой девушки! Если кто-то в силах её защитить, то это только Иван.

Судьбы их оказались переплетены. Завершив свой непонятный ритуал с зельем, куда Любава добавила