Маскарад сердец - Кейти Роуз Пул

Эта буря копилась в нём часами — или днями, неделями, годами — и теперь с грохотом прорвалась наружу, заливая все чувства.

Это было самое чистое ощущение, что он когда-либо знал. И всё, чего он хотел — утонуть в нём.

Его кулаки снова нашли Уорнера. И снова. И снова. Каждый удар проносился сквозь Адриуса, как волна. Уорнер стал отбиваться, и — о, это было даже лучше, каждый его ответный удар был вспышкой молнии.

Сквозь гул собственного пульса Адриус смутно слышал крики, чувствовал вкус крови во рту — хотя и не знал, чья она.

А потом — голос Марлоу, каким-то образом пробившийся сквозь ураган в голове:

— Адриус, нам нужно уходить. Вставай. Мы должны уйти.

Чьи-то руки оттащили его назад, прочь от Уорнера. Адриус пошатнулся. Марлоу схватила его за руку и потащила через мастерскую, вниз по лестнице, через подпольный клуб — и наружу, в густую, тёплую ночь.

Буря в его груди понемногу стихала. Костяшки пальцев были мокрыми от крови, и ноющая тупая боль пульсировала в суставах.

— Отнеси это в «Чёрную Орхидею», — говорила Марлоу. Обращалась она не к нему. — Мне нужно доставить его в Эвергарден.

Свифт что-то ответил. Что бы Марлоу ему ни сказала, этого хватило, чтобы он ушёл. Что-то тёплое потекло по щеке Адриуса. Он стёр это. Кровь.

Перед глазами поплыло лицо Марлоу. Они плыли по каналу, лодка скользила по тёмному лабиринту водных путей.

Он резко поднялся и ладонью обхватил её бледное лицо.

— Ты в порядке?

Она просто смотрела на него. Вся её пылающая сосредоточенность была направлена только на него.

— В порядке, — наконец ответила она. — Адриус, что это было?

Он сглотнул. Буря утихла, но под кожей всё ещё потрескивали молнии.

— Он причинял тебе боль. Я не думал. Я просто… он причинил тебе боль.

Он не сказал, насколько хорошо это ощущалось. Как ярость и боль наполняли его живостью и цельностью. Он не хотел знать, что она подумает, если узнает. Узнает, что если бы она и Свифт не оттащили его — он, скорее всего, убил бы Лушена Уорнера. И не почувствовал бы вины.

А почему он должен был бы? Он уже воткнул нож в собственного отца — и об этом тоже не жалел.

Отец всегда говорил: насилие — оружие слабых. Но тогда Адриус не чувствовал себя слабым.

Даже сейчас, сидя в лодке рядом с Марлоу, он жаждал снова почувствовать, как его кулаки врезаются в лицо Уорнера. Жаждал этого.

Но было нечто, чего он хотел ещё сильнее — и оно сидело прямо перед ним.

Он обхватил лицо Марлоу ладонями и поцеловал её, притягивая к себе. Её бёдра скользнули по обе стороны от его бёдер, шёлк юбки струился по его рукам, когда он задирал её. Он сжал её в объятиях — её запах, вес её тела заполнили всё его существо.

Это тоже было как утонуть. И он хотел только одного — утонуть в ней и дышать только ею.

— Адриус… — прошептала Марлоу, отстраняясь. Её дыхание было прерывистым, она сжала его плечи и прижала к скамье, серые глаза лихорадочно искали что-то в его лице.

Она умела смотреть на него так, будто разбирала на части. Словно он был загадкой, которую она обязана разгадать.

Но на этот раз разгадка омрачила её взгляд.

Её прикосновение стало мягким, когда она снова склонилась и поцеловала его — нежно. От этого Адриуса пронзила боль. Грудь сжалась, живот скрутило узлом. Марлоу никогда не позволяла никому увидеть, что у неё под бронёй. Он не заслуживал этой мягкости. Он только отравил бы её.

Он отпрянул, отворачиваясь к чёрной воде канала. Прочь от её ищущего взгляда.

— Всё в порядке, — сказал он. И потом, ещё тише, почти тише болотной ночи: — Всё в порядке.

Тело ломило, кровь всё ещё гудела, когда Адриус, шатаясь, вошёл в свою квартиру в Холле Фалкрестов.

— Адриус. — Голос Амары остановил его.

Он поднял глаза — и увидел Амару, чинно сидящую на диванчике в сиреневом халате. Тёмные волосы свободно спадали на плечи, а не были собраны в суровую причёску, которую она носила последние недели.

С тех пор как Амара вышла за Дариана, она переехала из их общих покоев в Холле Фалкрестов. Технически, это теперь был салон Адриуса.

Так что, если Амара здесь, значит, она пришла к нему. А Адриус слишком хорошо знал свою сестру, чтобы не понять — это ничего хорошего не предвещает.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Адриус.

— Лучше спроси, что ты здесь не делал, — ответила Амара. — Где ты был сегодня ночью?

— Не твоё дело, — отрезал он хрипло.

Она прищурилась, вглядываясь внимательнее:

— Ты дрался?

Адриус постарался привести себя в порядок по пути в Эвергарден, но он знал — выглядит, мягко говоря, не лучшим образом.

— Не твоё дело, — повторил он, уже с жаром.

— Пора перестать валять дурака, Адриус. Наша ситуация куда хрупче, чем ты думаешь. Отец… — Она осеклась, сжав руки в коленях. — Сейчас только ты и я стоим между семьёй и полным крахом.

Он хотел сказать: «После смерти отца остались только мы». Но для Амары это значило: защищать наследие Фалкрестов. Для него — избавиться от него.

Амара всегда, всегда стремилась угодить отцу. Быть достойной тех невозможных ожиданий, которые он возлагал на них. Адриус вдруг вспомнил один момент — им тогда было по пятнадцать. Их отец пытался переманить вассальный дом Моранди на сторону Фалкрестов, и семьи устроили совместный ужин.

Амара, рвавшаяся доказать свою полезность, весь десерт провела, перечисляя, в чём Фалкресты превосходят Моранди.

Глава вассального дома остался не впечатлён. В конце вечера он ясно дал понять Аурелиусу, что менять сторону не собирается.

Когда гости ушли, отец разъярился.

— Ты просто ребёнок, идиотка! — взревел он. — Ты выставила нас жалкими болотными крысами, умоляющими о подачке. Ты это, Амара? Жалкая крыса?

Амара просто сидела, опустив голову, и принимала его ярость.

Но Адриус взбесился:

— Не смей так с ней говорить! Она просто пыталась помочь.

Аурелиус резко обернулся, глаза потемнели от ярости — и на миг Адриус подумал, что он ударит. Но тот лишь выдворил их обоих из комнаты.

В коридоре Адриус положил руку сестре на плечо:

— Не слушай его, ладно? Он просто зол, что сам всё провалил.

Амара повернулась к нему, тёмные глаза сверкали, почти бешено. А потом… она ударила его по лицу.

Адриус даже не успел отреагировать от удивления.

— Никогда. Никогда больше не смей заступаться