Это (не) измена - Галина Милоградская

ведёт себя слишком по-деловому, не просит остаться после, а я не напрашиваюсь. Он заходит только к обеду, но к столу не подходит, останавливается у окна. Молча жду, когда заговорит — это не я его избегаю.

— Я мало думал о детях, — начинает медленно. Вздыхает. — Но наших с тобой иногда представлял. Просто это так резко случилось… У нас вроде как должен быть конфетно-букетный период, а скоро пелёнки-распашонки начнутся.

— Ну, впереди ещё восемь месяцев, да и после я в любом случае найму няню.

Его страхи мне отлично понятны, тем более, для Егора это впервые. Но я и не жду, что мы за это время съедемся. Я даже не представляла нашу совместную жизнь ни разу, отношения стали отдушиной, отвлекли от того, что в семье творится. Начала постепенно в него влюбляться, однако сходиться только ради ребёнка не хочу.

— Ты так просто об этом говоришь, — усмехается и смотрит на меня.

— Поверь, для меня всё изменится больше, чем для тебя, — возвращаю усмешку. — И начнёт меняться гораздо раньше.

— Почему я чувствую себя виноватым?

— Не знаю. От беременности может застраховать только отсутствие секса, остальные способы защиты гарантии не дают. Зато теперь в них нет необходимости, разве не плюс?

Шутка выходит кривой и нервной. Знаю, скоро очередной виток гормонов превратит в ненасытную фурию, если только не будет осложнений с вынашиванием. Платон от меня буквально сбегал со смехом, пока я за ним по квартире носилась. У нас тогда столько секса было, сколько до этого только в первый год. Егор же на меня смотрит, как на хрупкую вазу. Вижу — страшно. Слышала, некоторым мужчинам вообще неприятно с беременной женой спать, боятся навредить ребёнку. А кто-то банально брезгует.

— Плюс, — соглашается и подходит ко мне. Присаживается на корточки, смотрит снизу вверх. — Мне кажется, ты ещё красивее стала. Как будто засветилась изнутри.

— Тебе только кажется.

— Нет, — ладонь опускается на живот. — Как подумаю, что там живёт мой малыш, голова кругом.

— Не твой — мой, — резко говорит Платон. Оба резко поворачиваемся — что за дурная привычка входить без стука⁈ Что он вообще здесь забыл? Пришёл с огромным букетом ромашек, взгляд метает молнии, и все они направлены на Егора. Тот поднимается, прячет руки в карманах и делает небольшой шаг, чтобы я осталась за спиной.

— Мой, — перебиваю, видя, как Платон открывает рот, чтобы возразить. — И если вы оба собрались выяснять отношения, делайте это без меня и не в моём кабинете. Зачем ты пришёл?

— На обед позвать. Нам есть что обсудить.

— Мы всё уже обсудили, остальное будем решать завтра в суде.

— Хорошо, хочешь говорить при нём, значит, скажу при нём. Развод я тебе не дам.

— Удивил, — отвечаю с сарказмом. Закинув ногу на ногу, скрещиваю руки на груди, полностью от него закрываясь.

— Можешь и дальше играться с… этим. Но семья у тебя одна, другой не будет.

— Егор, давай потом договорим.

Всё-таки этот разговор не для лишних ушей. Егор уходит, едва не задев плечом Платона, тот на него даже не смотрит. Кладёт букет на стол.

— Как ты себя чувствуешь? Не тошнит? Завтракала? Не забывай есть, а то знаю тебя — заработаешься и до вечера будешь голодная.

— Не надо так, — в горле моментально встаёт комок. Не надо этой заботы.

— Как «так», малыш? — он тянется погладить, отодвигаюсь, чтобы не коснулся.

— Как заботливый муж, каким ты давно перестал быть.

— Прости. Поверишь, что я всё осознал и хочу исправиться?

— Наша песня хороша, начинай сначала. Платон, серьёзно, где ты раньше был? Сколько мы будем это мусолить?

— Столько, сколько нужно, пока ты снова мне не поверишь.

— Мы оба уже наворотили, зачем пытаться всё вернуть?

— Когда-то мы уже были счастливы, почему не можем попробовать стать счастливыми снова?

— Красивые слова, и только, — качаю головой.

— Позволь им стать правдой. У нас семья, скоро родится ещё один ребёнок.

— Я уже спрашивала, но спрошу ещё раз: а если он не твой? Если я прощу тебя, но ребёнок будет от Егора, будешь растить? Дашь свою фамилию? Или только на словах смелый?

Он отводит глаза, крыть нечем.

— Тебе не я нужна, Платон. И семья тебе тоже не нужна, ты просто хочешь самоутвердиться, выйти победителем. А что думаю я, что чувствую, тебе плевать! — поднимаюсь, опираясь о столешницу. — Тешь своё самолюбие в другом месте! Найди себе другую Лиличку и строй с ней новую ячейку общества, отстань уже от меня!

Не надо было повышать голос, но сдержаться не смогла — эмоции так и хлещут фонтаном.

— Не веришь, что люди могут меняться?

— Нет, Платон, я тебе не верю, это другое! Ты можешь мне дать гарантию, что больше никогда не изменишь?

— Да!

— А сам не будешь думать, что я снова могу изменить? Может, я во вкус вошла! Может, пойду мужиков, как перчатки, менять, потому что нравится новое! Как тебе такой вариант? Согласен на такую семью?

— Ты не такая, — отвечает угрюмо.

— Я уже стала такой! Ты меня такой сделал! И сейчас я могу быть беременна от другого!

— Думаешь, он на тебе женится? Что Яшка станет его папой называть?

— А кто сказал, что я вообще замуж хочу? Ты отлично показал, что доверять можно только себе! — силы заканчиваются так же резко, как появились. Падаю в кресло, накрываю ладонью глаза. — Уходи, а. Мне нельзя нервничать, а при одном взгляде на тебя убивать хочется.

Смотрю на него сквозь пальцы — улыбается! Чему тут улыбаться? Какие выводы сделал?

— Увидимся в суде, — говорит весело. Смотрю на стол — что бы швырнуть вслед? Но он уходит, оставляя только бессильно скрежетать зубами.

Глава 29

Ядвига

Чувство усталости не проходит. Сегодня идти в суд, а я на ногах с трудом стою. Но это мелочи, потому что даже если нас не разведут, а отложат слушание, начало положено. Брак ощущается ярмом на шее, давит к земле. С адвокатом обсудили возможные возражения Платона, связанные с беременностью, так что морально я готова. Пусть хоть на голове стоит, максимум, через сколько нас разведут — три месяца, которые могут