Позор рода Фавьен. Хозяйка Пурпурной крепости - Лина Калина

Я киваю, соскальзываю с его колен и поворачиваюсь спиной.

На этот раз он застёгивает быстро и довольно ловко для мужчины.

— Кажется, вы хорошо умеете застёгивать платья, — я не могу удержаться от колкости.

— Уже ревнуешь? — усмехается он.

Не отвечаю. Только чуть улыбаюсь, глядя в стену перед собой.

Рик застёгивает последний крючок, проводит по спине — как бы проверяя, всё ли ровно, — и отходит.

Спустя пару минут мы возвращаемся в бальный зал, к магическим пьедесталам.

— Всё ещё настаиваете на огне и ветре? — уточняю я.

— А вы всё ещё мне не доверяете?

Я смеюсь. Сейчас я не чувствую и капли раздражения к нему.

Он придвигается ближе и берёт меня за руку.

— Разве я не сказал, что первой выбираешь ты? — напоминает Рик. Его голос спокойный, почти тёплый. Будто спор и правда остался в другой комнате.

— Ладно.

Я обхожу пьедесталы, сосредотачиваясь на каждой стихии по очереди. В конечном счёте выбираю воду и воздух.

Вода умиротворяюще-тёплая, будто напоминает, что любой гнев можно смыть.

Воздух лёгкий, прозрачный, он рядом всегда — даже когда мы этого не замечаем.

Сперва прикасаюсь к одной, затем ко второй, и отхожу в сторону.

Пьедесталы загораются в унисон, их сияние сливается в единый поток и стремительно скользит к замку. Свет впитывается в металл, и одна из створок медленно озаряется изнутри.

Рядом Рик не двигается. Его взгляд прикован к двери.

— Теперь вы… ты, — говорю, поворачиваясь к нему.

Он подходит к огню, тянется к ветру… но вдруг застывает, будто передумал, и опускает ладонь на пьедестал земли.

— Почему не ветер? — спрашиваю, прежде чем он успевает прикоснуться.

— Потому что огонь должен быть укрощён, а не разогнан, — коротко отвечает он.

Сначала ничего не происходит. Воздух кажется натянутым, как струна.

Затем из-под пальцев начинает подниматься свет. Он струится над сводами, пульсирует мягкими волнами и устремляется к замку. Поток магии разгорается, словно в глубине металла вспыхнуло сердце.

Сияние обеих стихий сливается в центре, и два полукруга соединяются. Шов между ними исчезает, превращаясь в гладкую, цельную линию.

Металл откликается резким щелчком. Замок открыт.

— Готово, — шепчу на выдохе.

Рик делает шаг ко мне, словно хочет что-то сказать, но не говорит.

Дверь со скрипом отворяется.

А за ней…

17. Третье испытание для хозяйки

А за ней крошечная каморка, пропитанная мерцающим светом. Стены, выложенные гладкими плитами, отливают приглушённой лиловой дымкой. Воздух здесь чуть прохладнее, сухой, с едва уловимым ароматом пыльной лаванды и раскалённого кристалла.

В самом центре комнаты возвышается стеклянный столб: высокий, идеально гладкий, будто вытянутый из одного куска горного хрусталя. Изнутри он светится мягким, ровным светом — лилово-серебряным, словно сердце столба мерцает изнутри остаточной магией.

Внутри, словно в капле застывшего времени, покоится посох. Его древко окутано бледно-розовыми проблесками, что время от времени вспыхивают тонкими искрами. Где-то у навершия медленно вращается крошечная руна, свет которой отражается в стенах, заливая каморку волнообразным сиянием.

Интересно, а где третье испытание?

Я кладу ладонь на стекло и наблюдаю, как извиваются нити магии. Они переплетаются, сходятся в спираль, а потом начинают менять цвет. Пурпур медленно вытесняется золотом, но не поглощает его, а словно сливается.

Вглядываюсь в узоры магии и внезапно ловлю себя на совершенно идиотской мысли.

Ну конечно. Два испытания прошли, значит будет третье. Классика. Правило трёх. Всё как в сказках: три задачи, три двери, три шанса облажаться.

Спасибо, родная Земля, за культурное программирование. Даже за тридевять земель мозг всё равно жаждет этой структуры. И ведь что обидно — ни одного говорящего кота с подсказками. А в таких-то моментах обычно положен наставник.

— Рик, — шепчу, не отводя взгляда от посоха. — Кажется, у меня нехорошее предчувствие.

Он подходит ближе. Тихо. Почти неслышно.

— Почему?

Потому что третье испытание всегда самое паршивое. Но вслух говорю:

— Я так чувствую.

Рик хмыкает. Его ладони ложатся на стекло

— И что теперь? — спрашиваю я. — Просто... взять его?

— Если бы было всё просто , это не было бы третьим испытанием, — спокойно бросает Рик. — Давай осмотримся. Столько магии… здесь должен быть какой-то механизм, ловушка или…

Он замолкает, прищурившись. Я следую за его взглядом и только сейчас замечаю: в полу перед пьедесталом, в самом его основании, выгравированы символы. Пять кругов. Пять стихий. Как на пьедесталах у двери.

Я присаживаюсь на корточки, чтобы разглядеть узоры.

— Это как у двери, — шепчу. — Только… как ими открыть.

Рик осторожно садится рядом. Его плечо касается моего. Тепло ощутимо, и почему-то от этого становится только тревожнее.

Но стоит мне коснуться знаков стихий, как они вспыхивают лиловым светом и теперь горят, словно фонари в полутьме.

— Как ты это сделала? — шепчет Рик.

— Не знаю… — отвечаю так же тихо, и голос почему-то дрожит.

Поднимаюсь и смотрю на стекло. Посох внутри будто… ждёт. Он дрожит едва заметно, как колосья под дыханием ветра.

Ни малейшего намёка, что его можно просто взять.

— А если попробовать силу, Рик?

Он вытягивает ладонь, собирая магию у пальцев. Серебряное свечение вспыхивает у кожи… и тут же тает, как пламя, пойманное сквозняком.

Рик опускает руку.

— Видишь? Он не реагирует на магию. Он отталкивает её.

Несколько секунд мы просто смотрим на посох, будто он сам должен объясниться.

Я подхожу ближе. Исследую взглядом основание пьедестала. И вдруг замечаю: по кругу, почти незаметно, выгравированы крошечные надписи. Не руны, а тонкие, будто процарапанные ногтем строки. Их раньше не было.

Присматриваюсь и читаю:

— «Что от сердца — тем и откроется. Что от рода — тем и пробудится». — Я оборачиваюсь к Рику. — Выходит, посох отзывается только на родовую магию Таль?

— Нет, Аэлина. Мы же уже попробовали. Боюсь, и магия рода Таль развеется. — Рик всматривается в надпись на пьедестале. — «Что от сердца — тем и откроется. Что от рода — тем и пробудится», — повторяет он медленно. — У каждого родового артефакта своя защита…

Он замолкает, делает шаг в сторону, словно просчитывает всё в уме:

— Через «сердце», значит, через выбор. Не магия, не сила. Что-то глубоко личное... чувство?

— Или желание, — добавляю я.

В его мимолётном взгляде улавливаю странную мягкость, будто он что-то