Никто, кроме тебя - Яна Дин

его глаза, – Зачем ты прикоснулся ко мне? Зачем играл? Ты…ты чертов ублюдок! Да чтоб тебя…., – когда собираюсь ударить повторно, Даниэль резко перехватывает мои руки.

На минуту, кажется, он притянет меня к себе, и я ударю его коленом между ног, после чего смогу убежать. Ведь вокруг не было никого. Ни единой живой души.

Но Даниэль не делает этого. Его руки отталкивают меня, и тотчас перед лицом появляется дуло пистолета. Сердце делает бешеный удар.

– Твой отец убил моего брата, – запредельно тихо выдает Даниэль.

– У Диего Конселло не было брата, – уверенно заявляю я, поднимая взгляд с холодного оружия перед собой, к чёрным глазам. Словно бездна. И в этот раз я утонула в них. Бездна оказалась смертельной.

В своих словах я уверена. У Лоренцо Конселло был единственный сын: Диего Конселло.

– Ошибаешься, птичка, – улыбается Даниэль.

Его улыбка была слишком дьявольской. И если раньше она меня заводила. Сейчас наводила страх.

– Он мой брат. У нас одна кровь. И я отомщу за все, что вы сделали, – Даниэль спускает оружие с предохранителя.

Наверное, это была защитная реакция, но в эту же секунду во мне просыпается смелость.

Приподнимаю подбородок, и делаю шаг навстречу. Потом следующий. Лицо не выдаёт ничего, как и Даниэля, когда дуло пистолета упирается в мою грудь. Прямо туда, где бьются осколки разбитого сердца. Крепко прижимаюсь к металлу.

– Теперь стреляй, – не прерываю зрительного контакта, упрямо смотря в глаза Даниэля.

Я думала, лучше бы умерла, не зная всей правды. В моих воспоминаниях он остался бы тем самым Даниэлем. Человеком, что дал почувствовать мне вкус свободы. Тем, кто подарил толику счастья. Даже если причиной была месть, и ничего большего.

Тот сон, в ночь нашего с ним знакомства, не был абсурдом. Все было правдой. Моё сердце пронзил острый кинжал предательства. Сейчас я тоже чувствовала, как падаю с обрыва, разбиваясь об самые скалы.

Даниэль не моргал. Его рука даже не дернулась, когда я положила свою поверх, и крепче сжала.

– Давай, стреляй и покончим с этим.

Терпение подходило к концу. Никогда не боялась смерти. Даже в те особенные порывы отца, когда он избивал меня до потери сознания, мысленно мечтала о ней. Возможно, на том свете смогу найти покой?

С такими мыслями закрываю глаза, и дыхание уровняется.

Мам, я иду к тебе.

И это последнее, о чем я думаю.

Громкий выстрел заглушает все вокруг. Слышу, как взлетают птицы, и сердце делает медленный удар, прежде чем вовсе остановиться.

Глава 9

– Идем, конец моих дней

(с) Даниэль Грассо Конселло

__________

Даниэль.

«Они заплатят за все, что сделали» – с такой мыслью я перешел порог их дома, мысленно представляя, как убиваю каждого.

Диего не заслужил этого.

Я знал, и последний год, то и дело, что мечтал об этом. О том, как сломаю малышку Андреа де Лазар, и заставлю ее отца пожалеть. Верну той же монетой. Я обещал себе, во чтобы не стало, Марко де Лазар заплатит за те пули, пущенные в Диего. Но когда впервые услышал звуки избиения в день, когда меня вызвали в его кабинет, понял: будет трудно. Марко не будет настолько разочарован, если его «любимая» дочь умрёт.

А потом все пошло к чертовой матери.

Эти кошачьи глаза. Зелёные. Словно звали потеряться в своих лесах. Чертовый гипноз. Каждый раз, когда она начинала улыбаться, хотелось улыбаться вместе с ней. А когда чертовка начинала язвить, так и хотелось заткнуть её рот поцелуем.

Цель была одна: втереться в доверия этой малышки, откапать как можно больше информации об их семье, после убить. Сделать так, чтобы вместе с этим падшим ангелом, к черту полетело все семейство.

Я никогда не отличался жалостью. Я рос с кровью на руках.

Слабость – необузданное мной чувство.

Но каждый раз, когда оставался наедине с дьяволицей, казалось, все стены, так усердно построенные мной, рушатся, оставляя лишь горстки пепла.

Это было очень и очень, твою мать, плохо.

Она страдала. Я видел это по глазам. Но почему мне не нравилось? Разве я не должен был наслаждаться?

Нет.

Каждый день был выживанием.

Каждый. Божий. День.

Я сдерживался, чтобы не потеряться. Эта боль в её глазах, наоборот – разжигала необузданное чувство. Хотелось сжечь все, что было причиной этой пустоты.

Почему с ней я забывал про все? Про месть, Диего и отца. Все испарялось рядом с птичкой, жаждущей взмахнуть крыльями и улететь. С её нежным цветочным ароматом диких роз.

Это выводило из себя. Заставляло кипеть изнутри.

Я должен был чувствовать ненависть, а не весь этот сумасброд. Но это чувство кипело лишь к Марко. Каждый день, смотря на его чёртову физиономию, хотелось достать пистолет, и пустить пулю в череп твари. Заткнуть гнилой рот, и сломать каждый палец, которым он бил ее.

В самом начале все было хорошо. Я считал, что все идёт по плану. Девушка ничего не подозревала, а я заглушал свои эмоции, пытаясь превратить все в игру. Но потом план пошел не так, как хотелось бы. Я начал чаще думать над тем, что делаю неправильно. Ещё и гребаный Тристан, со словами, что Андреа не виновата в ошибках отца.

Но таков был закон. И я убеждал себя в этом.

После тайной встречи с Габриэлем, где мы с другом обговорили дальнейшие действия кражи дьяволицы, когда я оставил Андреа на Тристана, придурок начал чаще пытаться образумить меня, но это у него мало получалось. Хотя признаюсь, он посеял сомнения, и я начал смотреть на Андреа совсем по-другому.

Впервые, я потерял контроль в балетной студии, когда увидел ее танец. Казалось, в жизни не видел, чтобы девушка танцевала так. Страстно и одновременно невинно. Больно и одновременно жестоко. Её танец обжигал, разбивал на кусочки, и заставил сделать то, после чего я не смог спать ночами. Потому что думал только о её губах. О её танце. О надломленном голосе и невинных глазах.

Эта балерина оккупировала все нутро, и никак не мог довести дело до конца.

В ту ночь на море, мог с лёгкостью дать ей утонуть. Но я спас её.

Концом её дней должен стать я.

А вечеринка. Впервые почувствовал такую ярость, когда тот ублюдок коснулся её. Я сдерживался, хотя так и хотелось выбить из него все дерьмо. Повезло, что обошлось одним поломом носа.

После ночь перед отъездом в Чикаго. Её тихий, полный страха голос, когда лезвие раскладного ножа, который держал всегда под