Никто, кроме тебя - Яна Дин

Тогда в голове пролетела мысль: не покончить ли с этим прямо сейчас? Одно движение рук, и её сердце больше не стучало бы так сильно подо мной. Горячее и сбившиеся дыхание не опаляло бы мои губы так грешно. Изумрудные глаза не горели бы от желания так манящий.

Но не смог. Что-то потустороннее отдернуло меня. А дальше, когда она оказалась на мне, все окуталось огнём. Не мог желать ничего, кроме того, как прямо сейчас оказаться в ней.

Я не должен был давать слабину. Не должен был позволять дьяволице ломать мои стены. Но не получилось. Андреа взяла власть надо мной. Точнее, она взяла меня за яйца. Это был тот самый гребаный момент, когда я думал головкой известного места, не пытаясь напрячь орешек в черепной коробке.

«Я воспользуюсь девушкой, и сделаю ещё больнее» – так я думал, когда стоял между двух огней.

И я смог. Когда все пазлы сошлись в голове дьяволицы, увидел штурм боли в изумрудных глазах, и вместе с этим ненависть ко мне. Я чувствовал, как это действует на меня. Словно ещё чуть-чуть, и я откажусь от своего слова. Поэтому не мог тянуть ещё дольше.

Но сейчас, когда птичка стоит передо мной, а пистолет вздернут в небо, опуская порох после открытого огня, понимаю, что не смогу сделать этого. Слишком много противоречия. От этого скипала кровь, намереваясь испиться до дна.

Андреа открывает глаза, и делает глубокий вдох. Будто заново родилась. Оленьи глаза расширяются от удивления. Птичка касается своей груди, проверяя на наличие ран.

– Почему ты не сделал этого? – спрашивает тяжело дыша.

Крепче сжимаю оружие, обдумывая вопрос. Отворачиваюсь от девушки. Я не мог смотреть в её глаза. Они были чертовой проблемой. Обычно женские задницы привлекали меня намного больше, а тут глаза!

Впервые за двадцать семь лет жизни, подумал, было бы здорово, если бы моя ночь родилась с таким оттенком глаз. А я на минуту, ни разу не думал о детях. Какие дети в нашем мире, когда ты с трудом защищаешь себя?

Положив пистолет в кобуру, мысленно говорю себе собраться.

Андреа, твою мать, де Лазар, была первым на свете человеком, кто мог так легко вывести меня из колеи. Первой, перед кем я дал слабину. За это я себя и ненавидел. За свою слабость.

– Если хочешь жить, сделаешь то, что я скажу.

Губы девушки сомкнулись в тонкую линию. Она недоумевает. Не может найти оправданий моим действиям.

Да ведь я сам не отдавал себе отчёт. Знал лишь, хочу, чтобы Андреа осталась жива. Если верну её обратно, живой она не останется.

Был один выход.

– Чего ты хочешь? – рука девушки все ещё стояла на груди, словно она не верила в происходящее, а глаза бегали по моему лицу, будто могли прочесть, что творится во мне.

Это было не так. Скрывать эмоции я мог лучше, чем казалось. Наверняка, это единственная причина, почему Андреа не подозревала меня ни в чем. Все это сошло мне с рук благодаря «титулу» бастарда.12* Отец никогда не разглашал о нашем родстве официально. Да и в людях я появлялся редко. За пределами клана никто и не знал о моем существовании. Что и было полезно.

– Ты станешь моей женой.

Первая реакция: тишина.

Андреа замерла, глядя как на что-то сверхъестественное. Словно я говорил что-то выходящее за грани нормального. Хотя если учитывать нашу ситуацию…

С губ дьяволицы срывается истерическая усмешка; она не могла поверить в услышанное.

– Я помолвлена, – будто напоминает самой себе.

Растягиваю в ответ ухмылку. Если девчонка думает, что это меня остановит, то глубоко ошибается.

– Ты же понимаешь, мне все равно. Если хочешь жить, сделаешь, – последнее, что выходит из уст, прежде чем беру ее снова за руку, и тащу обратно.

– Я не пойду! Лучше убей! Но я не стану твоей женой! – кричит дьяволица, оттягивая руку, яро пытаясь освободиться.

– Стой! Стой же!

Не желая слышать, игнорирую крики и удары. Нужно было действовать незамедлительно.

– Ай!

Чертыхнувшись под нос, и невольно закатив глаза, останавливаюсь и оборачиваюсь. Лицо Андреа исказилось от боли, а рука сжимала правую пятку. Она, шатаясь держалась на одной ноге.

Эта бестия босая. Черт.

– Ну почему ты такая упрямая? – устало качаю головой, раздраженно выдохнув.

В конце концов поднимаю девушку, не дав ей открыть рот от возмущения. Андреа ахнула, с её губ сорвалось краткое «оставь». На что смог лишь рассмеяться.

– Ненавижу тебя, – хрупкие белоснежные руки оборачиваются вокруг моего затылка, заставляя чувствовать насколько холодными были кончики её пальцев.

Она всегда была холодной. Даже изнутри. Жизнь научила быть её такой.

– Наши чувства взаимны, госпожа.

И я не вру.

Ненавижу её за то, что она блядь, выводит меня из себя.

Ненавижу, что заставила поменять планы.

Почему не смог просто нажать на курок? Дело с концом. Но нет.

Ненавижу, что упрямая дьяволица заполучила мои мысли настолько, что боюсь даже думать о причине.

Ненавижу за то, что она дочь моего врага.

Ненавижу за изумрудные глаза, умеющие смотреть как олененок, попавший в ловушку. Иногда будто демон, загнанный в клетку. Она могла выжигать ими, и одновременно сводить с ума.

Ненавижу какими мягкими могли быть ее губы, при одном прикосновений которых, больше не хотелось останавливаться.

Ненавижу за блаженные звуки, срывающиеся с этих губ, когда я в ней.

Ненавижу за прикосновения и слезы. За то, что она делает с собой.

Разве человек может быть настолько отчаянным, чтобы подавлять боль ответной?

– Говорю же, лучше убей меня, и дело с концом. Что ты возьмешь от этого брака?

Андреа все ещё не осознает всю серьёзность дела, и я знаю: худшее ждёт впереди.

– Я не буду твоей женой.

Что я возьму от этого брака?

Ох, много чего. Уверен, чертов Марко будет в ужасной ярости, узнав, что дочь стала женой его врага, и половина бизнеса в наших руках.

Я намерен забрать все. До единого.

– Посмотрим, – улыбаясь криво, заставляя девушку отвести взгляд полных ярости.

Входим во двор, когда нам открывает один из солдат. Глаза парня расширяются не на шутку, когда он видит живую Андреа у меня на руках. Однако сказать ничего не осмеливается, и подавив удивления, парень молча закрывает железную дверь.

На руках с птичкой вхожу в дом, и до нас доходит шум со стороны столовой. Семья обедала, и без шума не могло обойтись.

Внезапно из кухни выходит Каир, а позади Габриэль, с перевязанным носом.

Да уж, сильно она его,