Чудесные рецепты крестьянки-самозванки - Василиса Мельницкая

— Бить его не могу. — Ульяна посмотрела на него так жалобно, что сердце сжалось. — Я не смогу ударить Митю.

— А надо? — вздохнул Владияр.

— А ты как думаешь? — горько поинтересовалась она. — Что со двора ушел, ладно. Хотя тоже плохо. Но он камень в человека бросил. Тебя за такое не выпороли бы?

— Он бросил камень в человека, который ударил его собаку, — напомнил Владияр.

— О, это меняет дело! — воскликнула Ульяна не без сарказма.

— Ладно, согласен. Паршиво. И да, меня за такое выпороли бы. — Владияр не заметил, как стал гладить Ульяну по плечу, успокаивая. — Но я уверен, что матушка не стала бы этого делать, если бы знала, что есть наказание страшнее порки.

— Какое же? — нахмурилась Ульяна.

— Ее слезы. Хуже всего мне было, когда она плакала, расстраиваясь из-за моих проказ.

— А она… не знала? Ну, что ты не выносишь ее слез?

— Нет, не знала. А ты теперь знаешь. Митя мне как-то сказал, что твои слезы — его худшее наказание.

— Мне перед ним поплакать? — сердито поинтересовалась Ульяна.

Владияр незаметно выдохнул. Ершистая Ульяна — нормальная Ульяна. Значит, самое плохое уже позади.

— Нет, конечно, — ответил он. — У тебя на лице все написано. Хочешь, я поговорю с Митей? А наказание назначь обычное. Не надо его пороть.

— Хочу, — тихо сказала Ульяна. — Поговори. И сам… назначь.

Однако. На такое доверие Владияр не рассчитывал, хоть и предложил помощь.

— Пришли его ко мне, — сказал он. — И накрывай на стол, хорошо?

Она согласно кивнула.

— Яр… спасибо.

— Одного «спасибо» будет мало. — Владияр прищурился. — Хочу поцелуй.

Он и сказал-то это лишь для того, чтобы Ульяна взбодрилась. А она наклонилась… и поцеловала его в щеку. И он не понял, как…, но положил ладонь ей на шею, притянул — и коснулся губами ее губ, пробуя их на вкус.

Сладкие.

Глава 35

Не знаю, о чем Яр говорил с Митей. Я не подслушивала, занимаясь приготовлениями к обеду. Яру я доверяла. Наверняка, он найдет нужные слова. Яр прекрасно воспитан, и Мите повезло, что у него такой отец.

Тянуть с признаниями больше нельзя. Я обещала рассказать все, когда мы вернемся на дачу. Вот сегодня вечером все и случится.

Я коснулась пальцами губ. Помнит ли Яр ту фразу? Если забыл, пусть проверяет родство по ведовской книге. А мне не нужны никакие доказательства. Яр — тот мужчина, что целовал меня на сеновале, я в этом уверена.

Митя пришел ко мне кроткий, как ягненок, и сердиться на него больше не было ни сил, ни желания. Мы с ним редко ссорились, поэтому очень быстро мирились. И сейчас обошлось без дополнительных нотаций и глупых вопросов о том, осознал ли он свое поведение. Я приняла извинения, Митя забрался ко мне на колени, и мы тихо сидели, прижавшись друг к другу.

Яр остановил коляску в дверях и, посмотрев на нас, дал задний ход. Меня разбирало любопытство, какое наказание он назначил Мите, но спрашивать об этом сына я не стала. Это перестало быть секретом после обеда. Вместо того, чтобы убежать в сад, как обычно, Митя отправился вместе со мной на кухню.

— Ты не наелся? — удивилась я. — Или хочешь чего?

— Я буду тебе помогать, — ответил он и печально посмотрел в окно.

Погода радовала теплыми солнечными днями, и для мальчишки его возраста оставаться дома — настоящее наказание. Я несколько растерялась, не так уж много дел можно поручить Мите на кухне, но на помощь подоспел Яр.

— Дай ему полотенце, пусть посуду вытирает, — сказал он. — Я прослежу, чтобы ничего не разбилось.

Потом он учил Митю чистить картошку, на ужин я затеяла любимую Яром картофельную запеканку. Под его присмотром Митя взбивал сливки, толок сухари в ступке, перебирал гречневое зерно. Я незаметно посмеивалась над этим курсом молодого бойца, однако всецело одобряла такие методы воспитания. Там мы и после обеда все убрали, и ужин приготовили вместе.

Перед тем, как стемнело, Яр разрешил Мите побегать в саду с Ночкой. К слову, Афанасий сводил собаку к местному ветеринару, пользовавшему домашнюю скотину. И тот заверил, что никаких повреждений, кроме ушиба мягких тканей, у Ночки нет.

А мы с Яром сидели на веранде, наблюдали за Митей, и Яр взял меня за руку, поглаживая ладонь пальцами.

— После ужина… — сказала я, смущаясь, — когда Митя пойдет спать…

Насмешливый взгляд из-под густых ресниц. У Мити глаза не голубые, темные, а ресницы такие же пушистые.

— Ты придешь ко мне в спальню? — подсказал Яр шепотом. — Уля, кое-что я еще могу. Ты не пожалеешь.

— Ты еще ничего обо мне не знаешь.

В вечерних сумерках прекрасно виден румянец, заливающий мои щеки. И Яр довольно хихикнул, становясь похожим на мальчишку. Как же ему идет улыбка! Вот такая — озорная, открытая.

— Я обязательно приду, — пообещала я. — Если твое желание не исчезнет после того, как я все тебе расскажу.

— Можно подумать, ты в убийстве признаваться собралась, — вздохнул Яр. — Уля, ты…

— Хозяева! Есть кто дома? — крикнули из-за забора.

— Это к нам? — спросила я.

— Афанасий! — позвал Яр. — Посмотри, кто пришел.

Афанасий открыл калитку, и в сад вошли двое мужчин, один в форме полицейского, другой — в обычном костюме и клетчатом пальто. Оба прошли к веранде и поднялись по ступеням крыльца.

— Доброго вечера, — сказал полицейский. — Владияр Николаевич Юрьевский, княжич, здесь проживают?

— Кто вы такие? — строго спросил Яр. — Представьтесь.

— Иван Сергеевич Дорошкин, — отсалютовал ему полицейский, — сыскная полиция, стол розыска. — Он показал Яру служебный жетон. — А это Гуль Леонид Яковлевич, частный сыщик.

Его спутник поклонился.

— И зачем я вам понадобился? — хмуро поинтересовался Яр.

— Я заберу Митю в дом, — сказала я, поднимаясь.

— Сидите, барышня, — приказал Леонид Яковлевич.

— Что происходит? — спросил Яр спокойно, но так выразительно, что у меня мурашки побежали по телу.

— Не так давно вы наняли на работу Ульяну Алексеевну Лопаткину,