Сердцеед в Венецианской паутине - Натали Карамель

вас признал политическим преступником. Заочно. Ваши владения… конфискованы. А графиню… — он чуть не свалился, но Луи подхватил его. — Графиню Елену… по указу короля… заточили в Фоларскую башню.

Звенящая тишина, в которой было слышно, как трещат поленья в камине и как у меня в ушах бешено стучит кровь. Пол под ногами будто ушёл из-под ног. Мир сузился до одного имени — Елена. Фоларская башня. Не просто тюрьма, а холодная, сырая могила для тех, кого король желал забыть навсегда. Оттуда не возвращались. Своды, пожирающие надежду, и стражи, глухие к мольбам и золоту.

— Когда? — мой собственный голос прозвучал чужим, низким и безжизненным.

— Вчера… на рассвете… — прошептал гонец. — Мадам умоляла… Скакал без передышки…

Я оттолкнулся от стола. Все глаза были прикованы ко мне.

— Подготовьте мне лошадь, я выезжаю немедленно.

— Лео… — начал было Оттавио, но я резко обернулся к нему.

— Ты знаешь свой долг. Остаёшься. Защищаешь.

Он сглотнул, но кивнул, сжав кулаки. Катарина побледнела, но смотрела на меня с пониманием.

Луи уже не было в комнате. Я вышел в холл, на ходу накидывая плащ. Он появился из конюшни через несколько минут, с двумя оседланными лошадьми.

— Я с тобой, — его слова не требовали ответа. Это был факт.

Я хотел было сказать ему остаться, присмотреть за ними, но увидел его лицо — решительное, непоколебимое. И просто кивнул. Некоторые вещи важнее слов.

Мы выехали в ночь, оставив позади островок тревожного спокойствия. Гонец остался, его уже отпаивала вином заботливая мадемуазель Клер.

Мы мчались по тёмной дороге, и холодный ветер бил в лицо, но не мог остудить жгучую ярость внутри. Они посмели тронуть её. Они заперли её в каменном мешке.

Если ехать без сна и отдыха, сменяя лошадей, мы будем там через два дня.

Два дня до Версаля. Два дня до её тюрьмы. Два дня до начала конца.

— Мы её вытащим, — крикнул мне Луи, его голос едва перекрывал свист ветра и топот копыт.

— Нет, — я крикнул в ответ, и в моём голосе был лёд и сталь. — Мы не будем её вытаскивать. Мы снесём эту проклятую башню к чертям. Вместе с теми, кто посмел её туда запереть.

Ярость, пылавшая во мне, вдруг схлынула, испарилась, оставив после себя нечто новое — абсолютный, беззвёздный холод. Пустота, в которой остался только голый расчет и одна-единственная цель. Я был больше не графом де Вилларом. Я был орудием. Молотом.

Глава 31: Козырь в игре короны

Сутки мы скакали как одержимые, почти не слезая с седел. Два раза меняли взмыленных лошадей на постоялых дворах, где мы щедро платили золотом, чтобы нам не задавали лишних вопросов. Мы мчались, подгоняемые холодной яростью и страхом, который сжимал сердце ледяной рукой.

К утру второго дня, когда первые лучи солнца позолотили чудовищный по своим масштабам фасад Версаля, мы были у служебных ворот. От былой роскоши и величия здесь не осталось и следа — только грязь, запах навоза и тусклые мундиры охраны.

Нас тут же окликнули. К нам быстрым шагом направился пожилой солдат с умными, усталыми глазами и глубокими морщинами у рта.

— Маркиза де Эгринья знала, что вы приедете, — произнёс он тихо, без предисловий, осматривая наши запылённые, измождённые лица. — Я жду вас со вчерашнего вечера. Пойдёмте, месье. Быстро.

Не говоря больше ни слова, он развернулся и повёл нас не к парадному входу, а вдоль высокой стены, к неприметной, почти скрытой плющом калитке. За ней начинался лабиринт узких, плохо освещённых коридоров — артерии, по которым текли слуги, припасы и тайны королевского двора. Мы шли долго, петляя и спускаясь всё ниже, мимо гигантских кухонь, где на вертелах жарились туши быков, и кладовых, откуда доносился кислый запах квашеной капусты. Пока наконец не поднялись по крутой винтовой лестнице и не остановились у неприметной двери.

Солдат постучал условный знак. Дверь мгновенно отворилась, и нас втянули внутрь.

Мы очутились в небольших, но роскошно обставленных апартаментах. В воздухе витал знакомый, дорогой аромат — тубероза и старое вино. Это был запах моей тетушки.

Она стояла посреди комнаты, вся в чёрном, бледная, но абсолютно собранная. Её глаза, обычно полные язвительного веселья, сейчас были серьёзны и печальны.

— Леонардо, мальчик мой, — выдохнула она, и в её голосе прозвучало несвойственное ей облегчение. Она сделала шаг вперёд и, к моему удивлению, крепко обняла меня. — Слава Богу, ты жив. Не беспокойся за солдата, он свой, — тихо сказала тетушка, заметив мой настороженный взгляд. — Его жизнь я спасла двадцать лет назад. Он служит мне с тех пор, — она немного перевела дух. — Новости о твоей кончине в Венеции были ужасны. Особенно для Елены.

— Тётя, — я отстранился, держа её за плечи. Время для нежностей не было. — Елена. Фоларская башня. Почему?

Лицо маркизы снова стало непроницаемой маской. Она кивнула, указывая на стул.

— Садись. Тебе нужно быть готовым. Ситуация хуже, чем мы думали. — Она сделала паузу, выбирая слова. — Король разгневан не на шутку. Лоррен убедил его, что ты не просто сбежал, а перешёл на сторону венецианцев с государственными секретами, подстроив свою смерть. Но это ещё не всё.

Она посмотрела мне прямо в глаза, и в её взгляде читалась бесконечная жалость.

— Лео, Елена беременна. Примерно два месяца.

Воздух вырвался из моих лёгких, словно от удара. Сперва на меня накатила волна слепого, всепоглощающего счастья. Ребёнок. Наш ребёнок. Плод тех двух коротких, украденных у судьбы ночей в Шато де Виллар. Сердце заколотилось, готовое вырваться из груди. Но следом, как удар кинжалом в спину, пришла другая, леденящая реальность. Счастье было приправлено таким горьким ядом страха, что я едва не задохнулся. Мир на мгновение поплыл перед глазами. Я услышал, как Луи за спиной резко выдохнул и пробормотал что-то под нос, рука его непроизвольно легла на рукоять шпаги — жест друга, чувствующего приближение битвы за самое дорогое.

Но следом, как удар кинжалом в спину, пришла другая, леденящая реальность.

— Она… беременна… — я прошептал охрипшим голосом. — И он заточил её в каменный мешок? В Башню? Я убью его!

Я рванулся к двери, но тётка с неожиданной силой вцепилась мне в руку.

— Остановись! — её шёпот был резким, как удар хлыста. — Ты сыграешь им на руку! Ты убьёшь её и ребёнка своей опрометчивостью! Сейчас всё решает холодный расчёт, а не горячность!

Она заставила меня сесть.

— Слушай! Побег — это последнее дело. Он сделает из вас беглецов навеки. Тебе нужно не вытаскивать её оттуда тайком. Тебе нужно заставить